Воровские гонки
Шрифт:
Топор шел за Жорой, онемело открыв рот. Он не мог понять, что происходит. Столбов в вагонах не было и отвлечься от сумасшедшей сцены было нечем.
Очнулся только когда они вышли из последнего вагона. Озираясь на них, вывалил народ. Тоннель, словно огромный рот, со всхлипом проглотил поезд, и на душе у Прокудина стало тихо-тихо. Точно и не душа это была, а покинутый поездом перрон.
– Вот и все, - заметил он на дне пакета три последние мятые бумажки. По цвету - вроде бы пятитысячные.
– И
– спросил Топор.
– Чем дальше влез, тем дальше вылез, - ответил Жора и протянул три последние бумажки веснушчатому пацаненку: - На, командир, купи себе мороженое. Ты любишь мороженое?
– Ага, - без страха взяв деньги от незнакомого дядьки, ответил он. Очень люблю...
– А я - нет. И это - главное.
– Почему главное?
– не понял пацаненок.
– Потому что мне нет прощения, старичок. И не будет. Уже никогда...
Глава шестьдесят первая
КАПИТАН ТОНУЩЕГО СУДНА
Чипсы хрустели, как снег в сильный мороз. Рыков поежился, будто и вправду спину под рубашкой ожгло молодым морозцем, и все-таки спросил Барташевского:
– Думаешь, он из пугливых?
– Сто из ста!
– чавкая, почти выкрикнул он.
– А по голосу не скажешь...
– Я его вплотную видел. С первого взгляда, конечно, скала, а копнешь поглубже - труха трухой. К тому же после гибели сына он должен ослабеть еще сильнее. Ткну - и развалится...
– Честно говоря, жалко мне этого Кузнецова, - вздохнул Рыков.
– За грешки сына ведь, собственно, расплачивается...
– Это нормальный вариант, - скомкал опустевший пакетик Барташевский и швырнул его в урну.
Он нырнул туда так, будто еще был полон чипсов. Рыков с удивлением посмотрел на урну, но Барташевский отвлек его.
– Так я выписываю командировочные?
– уверенно спросил он.
– Ты сколько людей с собой возьмешь?
– Троих. Иначе не вышибу деньги.
– Офис не оголим?
– На недельку же всего! Вытряхнем их Кузнецова наши "бабки" - и сюда!
– Легко сказать, - с пыточным стоном вздохнул Рыков.
– А если он своих волков поднимет?
– Сделаем так, что не поднимет. Теперь уже охотники - мы, а не он... Точнее, не его сын, царство ему небесное...
– Ладно... Поезжай, - сдался Рыков.
– Только береги себя... И людей... Люди дороже денег...
– Иногда - нет.
– Ты думаешь?
– Ты - тоже. Просто вслух произносить не хочешь.
Неожиданно Рыков из мрачного надутого мужика превратился в сияющее солнце. От него во все стороны брызнули лучи. Даже Барташевский их ощутил. Ощутил и сразу обернулся.
В двери кабинета стояла Лялечка. На ее черненькую мини-юбочку ушло не больше десяти сантиметров материи. Ноги сражали наповал,
будто два орудийных ствола. Барташевский встал и покачнулся, словно снаряды
– Добрый день, - с внешним безразличием поздоровался он с гостьей. Ну, я тогда пошел. Надо бы дома вещи собрать.
– Давай!
– пророкотал тоже вставший Рыков.
– Вся надежда на тебя!
Оставив на память в рукопожатии у шефа на ладони свой пот, Барташевский с высоко поднятой головой проплыл мимо Лялечки и мягко прикрыл за собой дверь.
– Куда это он собрался?
– пройдя к столу, швырнула она на него из сумочки пачку сигарет "Вог" и зажигалку.
– В командировку.
– Далеко?
– Это наши дела.
Сев, она нервно постучала пачкой по столу, выгоняя из нее сигаретку. Выгнала сразу три, и это разозлило ее еще сильнее, чем секреты мужа.
– А то я не догадываюсь!
– щелкнула она зажигалкой.
– Опять в Красноярск?
– Ну не дарить же этим козлам такие деньги!
– Да сядь ты!
– приказала она.
Рыков с облегчением опустился в кресло. Перед глазами все еще стояли лялечкины ноги. Уж сколько с ней жил и сколько эти ноги видел, а привыкнуть не мог. За такие ножки можно было отдать и жизнь.
– Самвел сдался, - с легким торжеством в голосе объявила она.
– Серьезено?!
Ему вновь захотелось встать, и он еле сдержал себя. Сердце,
которое он никогда не ощущал, молотом било по грудной клетке.
– Он перенес выплату по кредиту на полгода. За это время проценты
начислять не будет. За машину извиняется. Говорит, что
исполнительный дурак хуже врага. Деньги за машину он вычтет из суммы долга...
– Лялю-ун, ты - зо-о-олото!
– вытянув губки, пропел он.
– Ты - мой талисман!
– Прекрати!
– Ты где Самвела-то расколола?
– Окончательно - у него в банке. А начала на одной презентации. Ты же знаешь, как он любит презентации...
– И как он?
– Что - как? Все такой же лысый и такой же маленький. И с вечной своей бабочкой...
– Нет... Я про то, как он сейчас себя ощущает? Уверенность уловила?
– Вроде бы да. А что?
– Поговаривают, что его банк на ладан дышит.
Стряхнув пепелок на хрусталь, изображающий нечто среднее между
лодочкой и офицерской пилоткой, она нехотя ответила:
– Знаешь, я ничего не уловила. Хорохорится он без остановки. Хоть
уже и лысина до шеи доползла...
– Да-а... Барташевский его не переваривает. Из-за лысины.
– Знаю, - пыхнула она ароматным дымком.
– Кстати, о Барташевском. Он пошел на попятную.
– Да ты что!.. Час у меня сидел, а ничего не сказал.
– Ты как будто не знаешь, что он скажет, если только ты спросишь. А если не спросишь, молчать будет как Штирлиц...