Воровские гонки
Шрифт:
– Вот это обули так обу...
– Толян, не ной!
– отвернулся Прокудин к стене. Мебели в его квартире было еще меньше, чем у Жанетки. Топор по сравнению с ними выглядел миллионером. Он не стал жадничать и снял квартиру с мебелью. Но Босс приказал, как любил говорить Топор, вполне однозначно: всем - на квартиру к Жоре Прокудину. И они выполнили приказ, предварительно припарковав фургон с Бенедиктиновым к моргу Введенского кладбища.
По приказам вообще легко жить. Можно лишь изредка огрызаться, делать вид, что тебе не нравится
– Чего у тебя на кухне полы такие липкие?
– спросила Жанетка только ради того, чтобы спросить.
А точнее - не вспоминать о ночи.
– Чего?.. А-а, это у меня чего-то с пивом было... Банка, что ли, взорвалась...
– А такое бывает?
– удивился Топор.
– А почему бы и нет! Защитил банку Жора Прокудин.
– Надо же! Пиво - и такое липкое!
– возмутилась Жанетка.
– Хуже, чем фанта или там пепси...
– Оно и должно быть липким, - пояснил Жора.
– Его раньше знаешь как на качество проверяли? На любом пивовареном заводе в Европе был мужик, вся работа которого состояла в том, что он периодически одевал кожаные штаны и садился на скамью. А на скамью разливали свежее пиво. Если после нескольких минут сидячки штаны намертво прилипали, значит, пиво классное. Можно в продажу пускать.
– Врешь ты все, - тихо не согласилась Жанетка.
– Я - вру?
– привстал он на локте.
– Да на этом месте мне провалиться, если я вру! Разве я когда треплюсь?!
– А с "бабками"?
– Какими "бабками"?
– Какими - какими, - перекривила она его.
– А два арбуза кто придумал?
Призрак страшной ночи опять вернулся. Как ни гнали, как ни пытались его забыть дурацкой болтовней о пиве, а все равно вернулся. Сел рядом с ними и обрадованно вздохнул. Или это Жора Прокудин вздохнул?
Тоска. Дикая тоска. Два миллиарда долларов превратились в бесполезные мавродики. Хрустальные замки рассыпались, а на их месте осталась чужая необустроенная планета. Весь мир - театр. Почему же им достались самые плохие роли? У них же была заявка на роли миллиардеров. Про других Жора не мог точно сказать, а от него заявка имелась.
– Надо было деда того... Проговорится, - прохрипел Топор в пахучую подмышку Жанетки.
– Точно - застучит...
– Я с ним воспитательную работу провел, - огрызнулся Прокудин.
– А потом это... Босс сказал, скоро вылетаем. После нас - хоть потоп...
– А если Босс про наш налет узнает?
– Не гони! Он - Босс, а не Бог. Все знать не может.
– Хорошо бы, - вздохнул Топор.
– Сегодня, кажись, суббота?
– повернул голову к часам, сиротливо лежащим на подушке, Жора Прокудин.
– Ну, если вчера была Пятница, то сегодня по идее должна быть Суббота...
– Может, сходим на стройку капитализма?
– Это куда?
– А на толчок какой-нибудь...
– Думаешь, тебя по фэйсу еще не ищут?
– с ненавистью спросила Жанетка.
Жора хорошо представлял, что на ближайшие дни, а может, и недели Жанетка и Топор будут вытирать о него ноги. В какой-то мере он смирился с этим еще на поляне, когда Топор, грубо оттолкнув его, сел за руль. Но он не мог предположить, что это окажется столь болезненно. Наверное, нужно было поговорить с ними начистоту, покаяться, наконец, пустив скупую мужскую слезу. А душа не разрешала. Не та у него, видно, была душа, чтоб ощущать себя ущербно.
– Звонят, - объявил Топор и сел.
– В дверь, что ли?
– Нет. Это телефон у меня так орет, - ответил Жора Прокудин и тоже сел.
– Раз твой - ты и снимай, - не убавляя ненависти в голосе, потребовала Жанетка.
Жора ощутил мурашки по коже. Об него будто бы в действительности вытерли ноги. Он посмотрел на синий лак на ровненьких ногтиках жанеткиных ног, со старческим кряхтением поднялся и зашлепал на кухню.
– Вот зараза!
– забыв о пиве, все-таки прилип он подошвами к линолеуму.
– Это же не кожаные штаны!
– Как ночь прошла?
– безо всяких здорований оглушил вопросом из трубки Босс.
– Ны... нормально.
– А чего заикаешься?
– Со сна... Голова того...
– У твоего дома ничего подозрительного не заметили?
– Вроде нет.
У Жоры до сих пор вообще не было ощущения, что они переехали с жанеткиной квартиры в его временное лежбище. Он просто существовал где-то в пространстве, а где - это ему было совершенно все равно. Хоть в Гренландии. Правда, в Гренландии не пекло бы так по щеке и плечу солнце и не отклеивались со звуком поцелуя подошвы босых ног от линолеума.
– Позови Топора.
– А-а... Сейчас.
Сжав микрофон в кулак, он крикнул в комнату:
– Толян, тебя... Босс...
Хотел обозвать его Топором, но предчувствие, что кличкой оскорбится не он, а Жанетка, заставило его вспомнить имя дружка.
– Меня?
– пришел опухший со сна Топор.
Свернутый в дугу нос смотрелся в обрамлении рыжеватой щетины чем-то похожим на сардельку, обложенную по кругу гречкой. В животе у Жоры Прокудина завыл голод. Завыл громко, заунывно, и он резким движением протянул трубку, словно голод выл только у того, кто ее держал.
– Але... Слушаю, - сгорбившись. Промямлил Топор.
– Сто лет тебя не видел, - с неожиданной мягкостью поприветствовал его Босс.
Топор ссутулился еще сильнее. Лопатки торчали тесаками, которые никак не могли разорвать кожу.
– Мне нужна твоя помощь, - с отеческой лаской в голосе продолжил Босс.
– Очень нужна. Ты в хорошей форме?
– Да ничего вроде...
– Правый нижний еще получается?
– По... получается, - вспомнил Топор падающего на стену дома мужика с карабином. Или без карабина.