Воровские гонки

Христофоров Игорь

– Желательно пару тыщ авансом, - убрав руки с живота, по-солдатски прижал Дегтярь кулаки к бедрам.
– Можно в рублях по курсу.

– Пару, говоришь?

Чувствовалось, что Рыков потерял нить разговора.

– Ровно две тысячи. Для стимула, так сказать.

В лице Дегтяря появилось что-то лакейское. Рыкову показалось, что если он даст ему эти деньги прямо сейчас, то сыщик упадет на палас и начнет целовать его тапки. Он посмотрел на палас у ног. Он был красивым, но пыльным. Тапки - тоже. И Рыкову стало почему-то жаль

сыщика.

– Ладно. Две тыщи задатка дам. Последний, можно сказать, резерв. От жены прячу. Она такая крыса!

Массивная дубовая дверь в кабинет распахнулась с таким громким звуком, будто по ней врезали кувалдой. На пороге стояла Лялечка в распахнутом зеленом халатике. Ее красивое молодое лицо пылало адским огнем. Казалось, что если сейчас ей захочется, она начнет взглядом сдвигать и валить мебель.

– Ты что, гад, сказал?
– негромко спросила она.

Сухим, безразличным взглядом Дегтярь провел от ее лица до ступней с алыми каплями педикюра и еле сдержал внутри себя дрожь от вида обнаженного бронзового тела, обрамленного зелеными полами халатика. Он никогда не думал, что коричневое и зеленое так хорошо сочетаются.

– Ты что, падла, сказал?
– раскинув руки, уперлась она ладонями о дверную коробку.

Зеленое исчезло. Осталось только коричневое. Такую осиную талию Дегтярь не видел ни разу в жизни. Даже в порнофильмах, которые он до одури крутил по вечерам после того, как от него ушла жена к такому же, как этот рыжемордый, нуворишу. Ему до боли в груди захотелось коснуться хозяйки дома ладонью и медленно, по-черепашьи медленно провести по коже к упругой сочной груди со смешным ребячьим соском.

– Ты чего?!
– вскочил Рыков.
– Ты это... того... Застебнись... Ты это...

– Это кто крыса?! Я - крыса?! Всяким проходимцам ни за что ни про что отваливаешь по две тысячи долларов, а родной жене жалко полторы тыщи отдать?! Жалко?!

– Лялечка, ты меня не так поняла. Да я... Да мы...

Рванувшись, он прикрыл ее обнаженное, выставленное напоказ тело, стал между нею и Дегтярем и снова забубнил:

– Милая, у меня неприятности... Я не хотел тебе говорить... Я пока что не кредитоспособен...

– Св-волочь!

Дегтярь не уловил момент, когда Лялечка метнулась от двери. Просто спина Рыкова одновременно с громким шлепком дернулась, и сам Рыков после того, как его заехали по щеке, показался вовсе не огромным звериного вида мужиком, а перепуганным нашкодившим ребенком. Только теперь Дегтярь заметил мягкий рыжий пушок на затылке Рыкова, и ощущение ребенка-переростка стало еще сильнее.

– За что?!
– взмолился Рыков.
– Да я... Да мы...

– Я хожу в рванье! Я езжу на вшивой машине! Я не могу позволить то, что хочу, а ты швыряешься налево и направо деньгами!
– привставая на цыпочки, кричала она ему в лицо, и брызги ее теплой слюны приятно кололи ему щеки.
– Моей руки добивался самый крутой банкир, а я выбрала

тебя! Выбрала тебя, а ты... ты... ты... называешь меня крысой! Да я...

– Из-звините, - скользнул мимо них Дегтярь.

Ему еще досталась прощальная секунда наслаждения коричневым. Жадно вобрав в себя взглядом ее животик с ямкой пупка, он метнулся к двери и плавно прикрыл ее.

– Ля-алечка, ми-илая, ну ты это... при посторонних, - четко услышал Дегтярь и ухмыльнулся.

Рыкова явно надули, продав пластиковые двери под видом дубовых. Через дубовые так не было бы слышно. Дерево умеет хранить тайны.

Глава шестая

ЧЕЛОВЕК НА БУКВУ "ГЭ"

– Что-о?! А-а?!
– вскинулся Жора Прокудин.

– Это я. Чего ты?

– А-а, Топор...

Осоловелыми глазами Жора обвел комнату и сразу вспомнил:

– Мы у тебя?

– Однозначно, - хмуро ответил Топор.

Кто-то из политиков, которых любили показывать по телевизору, часто повторял эти слова. Со второго упоминания Топор запомнил его навсегда, а вот фамилию политика запомнить не смог. Он не любил читать титры под лицами, потому что они отвлекали от картинки, и поэтому вообще никого из политиков не знал и никогда не ходил голосовать.

– А где Жанетка?
– посмотрел на распахнутую дверь кухни Жора Прокудин.

– В магазин пошла. За жрачкой.

– А чего ты меня... это?

– Босс звонил.

Ноги Жоры Прокудина сами собой вылетели из-под одеяла и вонзили ступни в разбитые, растянутые, как мешки, тапки Топора.

– Меня искал?
– спросил Жора Прокудин у тапок.

– Тебя.

– А ты что сказал?

– Что не видел тебя уже два дня.

– Что еще он говорил?

– Если объявишься, чтоб вышел на связь. А чего он тебе сам по сотовому не звонит?
– удивился Топор.

– Я аппарат отключил, - ответил тапкам Жора Прокудин и пошевелил пальцами.

Тапки даже не вздрогнули. Возможно, от времени они уже зацементировались. Простыни у Топора тоже были какими-то серыми, будто зацементированными. И диван - жестким как постамент у памятника. На нем только танку стоять, а не спать живому человеку.

– Больше он ничего не говорил?

– Не-а. Однозначно, что ничего, - радостно сообщил Топор и вновь похмурнел.
– Жор, а может, ну его к хренам, этот банк? Лучше журавль в руках, чем синица в небе...

– Наоборот.

– Что наоборот?

– Синица в руках, а журавль... ну, выше крыши.

Тяжелым каторжным вздохом Топор не согласился с переиначенной пословицей.

– Я Жанетке еще ничего не говорил. Она, конечно, девка классная. Молчать будет как могила. Но все ж таки...

– А ты пока и не говори.

– Ну да! Она, можно сказать, полдела всего сделала. Без нее разве сорвали бы мы куш? Ну вот скажи, сорвали бы?!

– Нет, не сорвали бы, - на этот раз согласился Жора Прокудин.