Восемь дорог Желтого источника

Елена Добрынина

— Желтая змея — символ предательства, — голос госпожи Дзи звучал по-прежнему спокойно, но пальцы ее слишком сильно сжимали веер, а между бровей легко обозначилась складка.

И господин Гэн усмехнулся.

— Ну что же… Вы хотели знать, почему мы оказались здесь, вот и ответ, — он неспешно налил в чашу вина, поднес ее к лицу, оценил аромат, пригубил и лишь потом продолжил, — Владыка Ада тонко намекнул нам, что каждый из нас — убийца и предатель. Попробуйте вино, оно превосходно…

Оно не было сладким, и вкус его мог показаться чересчур резким для томного вечера и нежной музыки. Но сейчас, после таких

новостей, резкость эта ощущалась очень подходящей. И послевкусие, напоминающее яд — слегка припудренный сладостью горький миндаль, — соответствовало моменту. Да, Владыка Желтого источника, определенно, знал толк в выборе вина.

— Как вы можете быть так спокойны? — от волнения господин Бин даже слегка ударил кулаком по поверхности столика. Определенно, он чересчур эмоционален. — Как вы можете клеймить всех нас предателями?

— Я лишь озвучил то, о чем вы сами подумали, Бин-лан, — невозмутимо продолжил господин Гэн, смотря не столько на мужчину в красном, сколько поочередно на каждого из присутствующих, — Что до моего спокойствия… Вы же не думали, что угодили к Желтому источнику за примерную службу?

— Но предательство…

— Все что было сделано, уже сделано, — госпожа Дзи сложила пальцы обеих рук в замок и говорила, словно размышляла вслух. — К тому же Хозяин Дворца велел нам не думать о прошлом.

— Да уж как тут не думать, с такими-то подарками, — подал голос господин Рэн.

— Может, сейчас нам дана возможность искупить наши прегрешения? — госпожа И говорила, опустив глаза, и эта ее покорность вдруг отозвалась внутри глухим недовольством и даже досадой.

Господин Гэн поспешил перевести взгляд на других гостей Владыки Ада.

Госпожа Гуй, казалась напуганной еще больше, чем обычно. Она обняла себя за плечи и смотрела перед собой, будто бы на злосчастный букет, но на самом деле — сквозь него. Господин Ву что-то нашептывал девушке, кажется, советовал выпить немного вина. Чужеземец, сидящий по ее левую руку, тоже что-то ей сказал, но девушка только нахмурила тонкие бровки и посмотрела на него сердито. Господин Синь казался погружен в свои раздумья.

— Стоит ли сейчас печалиться? — госпожа Дин поднялась из-за стола и ее приятный голос зазвучал мягко и нежно. На губах ее уже сияла легкая улыбка. — Владыка Желтого Источника советовал нам думать о настоящем.

— Ты права, Дин-цзе! — поддержала ее госпожа И, снова овладев собой. — Сыграй же нам, будь так добра.

— Мы жаждем услышать вас, барышня, — смиренно поклонился варвар с хитрой улыбкой. — Одно ваше присутствие способно рассеять мрак и зажечь луну на небе…

Та рассмеялась и покачала головой.

— Ай, Рэн-лан, как же вы любите подшучивать над бедными девушками.

— Вот и Синь-лан ругает меня за то же самое, — притворно вздохнул чужеземец, старательно не смотря в сторону гневно сверкавшего глазами в его сторону господина в белом. — За шутки. Над девушками.

Госпожа Дин взяла в руки сицзюнь, устраивая его на своем бедре, провела пальцами по струнам, вслушиваясь в гармоничный их строй.

— Я прошу заранее простить меня, — произнесла она с улыбкой, — и не судить слишком строго.

Она прикрыла веки, выждала немного, прислушиваясь к себе и к инструменту, и начала играть.

Игра ее не была безупречной: господин Гэн мог бы заметить

и некоторую скованность, и неловкость пальцев в отдельных сложных моментах. Мог бы, но не стал, потому что в ее мелодии было то, что он ценил намного больше совершенной техники: она безупречно подходила соответствовала моменту. Поэтому он позволил ей ненадолго охватить себя. Глаза закрывать он не стал. А налил еще немного вина, поднес его к губам, время от времени делая маленький глоток, чтобы освежить воспоминания о его вкусе, и смотрел на госпожу Дин, на ее лицо, на то, как порхают по струнам пальцы, на красивые, плавные движения рук — вверх и вниз… И слушал… слушал.

Музыка струилась, словно вода в широком ручье, поверхность этого ручья была почти безмятежна, но на дне вихрились опасные подводные течения и били ключи. Тревожность то нарастала, то отступала, не давала покоя. Как и те мысли, что сейчас мучили многих из них. Струны сицзюня звучали беспокойно, резко… И лишь подчеркивали вкус вина на губах.

Мелькающие красные рукава исполнительницы иногда казались яркими полотнищами флагов. Тонкие запястья, украшенные золотыми браслетами — белыми палочками зовущих к отступлению барабанов. Тогда вкус вина начинал отдавать кровью. И сквозь эти тревожащие картины все тем же широким ручьем бежала мелодия, становясь все более мерной, спокойной, утешающей… Оставляя сладость и изысканную горечь светлой печали.

Когда музыка стала нежной и умиротворяющей, господин Гэн отставил чашу в сторону, слегка прикрыл глаза и сначала смотрел на госпожу Дин, отдавая должное ее грации и красоте. Но последняя была слишком очевидна, в ней не было ничего скрытого — и взгляд мужчины заскользил дальше, обращаясь к другим гостям.

Господин Бин смотрел на исполнительницу с воодушевлением и явно наслаждался и игрой, и зрелищем. Впрочем, иногда он глядел и в сторону госпожи И. Та же казалась совершенно поглощенной музыкой, но иногда встречалась взглядом со своим соседом. Тогда она тепло улыбалась Бину — и снова возвращала свое внимание названой сестре.

Голубоглазый чужеземец внимательно вслушивался в музыку. Глаза его были слегка прикрыты, а по губам, хоть и скользила улыбка, то исчезая, то появляясь, но никто сейчас не назвал бы ее насмешливой.

С госпожой Дзи Гэн встретился взглядом, и оба они слегка обозначили вежливый поклон. Кажется, эта дама не столь увлечена игрой и тоже желает подробнее рассмотреть своих соседей.

Старик Ву слегка покачивал головой в такт музыке. Барышня Гуй расправила плечики и сейчас совсем не выглядела пугливой, разве что слегка печальной.

Господин Синь…Этот казался совершенно поглощенным музыкой. Смотрел на госпожу Дин не отрываясь, ловил каждое ее движение, и выражение лица его неуловимо менялось в тон ее мелодии, становясь то безмятежным, то задумчивым, то напряженным.

Струны сицзюня затихли, и на несколько мгновений в павильоне Розовой яшмы установилась тишина.

— «Божественно!» — «Восхитительно!» — раздалось одновременно со всех сторон.

— Ах, барышня, хотел бы я оказаться сицзюнем в ваших руках, — мечтательно произнес варвар, снова возвращаясь к образу дамского угодника и насмешника. — И, кажется, не только я. Синь-лан сейчас прожжет во мне взглядом дыру. Даже господин Гэн и тот покорен вами, не так ли, Гэн-гэ?