Восемьсот виноградин
Шрифт:
– Хорошо. Как скажешь.
– Вот и отлично! – с улыбкой ответила я.
Бен улыбнулся в ответ.
– Я ей сейчас позвоню. – Он обнял меня за талию и поцеловал в шею. – Вернее, чуть позже…
Люди, которые дают маху
Бобби стоял рядом с кухонным столом, держа в руке стакан с зеленым напитком, который обычно пил по утрам. Один цвет этой жидкости вызывал у меня отвращение, не то что вкус.
Брат уже успел надеть костюм. На столе перед ним лежала раскрытая газета. О драке с Финном напоминал только порез
Бобби услышал, как я вошла, однако головы не поднял – только сел и перевернул страницу.
– Прекрасный день для вечеринки, – заметил он.
– Отличный день, – ответила я и села рядом.
Бобби отыскал сводку спортивных новостей.
– Папа только что был здесь. Четырнадцатый блок решил пока не трогать. Уберем после вечеринки. Все вместе, как обычно. – Он кивнул на свой стакан. – Хочешь?
Я бы предпочла, чтобы он поделился не напитком, а своими мыслями. Меньше всего на свете мне хотелось пить эту вязкую зеленую жижу. Но я все-таки сделала маленький глоточек, чтобы брат знал: я на его стороне.
– Неплохо, да? – с улыбкой спросил он.
Я указала на его костюм.
– Ты куда?
Бобби забрал у меня стакан и осушил одним глотком.
– Надо съездить в Сан-Франциско по работе. Пообедаю в городе. К вечеринке, конечно, вернусь.
Брат принялся собирать вещи.
– Уже немного опаздываю. Пора ехать.
– Тебя подвезти?
– Я же только что сказал, что опаздываю. Если за рулем будешь ты, кто знает, когда мы доберемся до места?
Я хотела было возразить, но потом вспомнила, как на днях подвозила другого брата и что из этого вышло.
Бобби взял в руку портфель.
– Ну, говори уже, – буркнул он.
– Что говорить?
– Все, что угодно. Убеди меня, что у Финна на уме ничего такого не было. Что у них обоих на уме ничего такого не было.
Я подняла голову, чувствуя на себе тяжелый взгляд Бобби. Он не хотел, чтобы я убеждала его простить Финна с Маргарет. Более того, он не желал никого прощать.
– А где Маргарет? – спросила я.
Бобби перелил остатки зеленого сока в термос.
– Уехала в Хилдсбург. Повезла близнецов в гости к одной нашей знакомой.
– Она пропустит вечеринку?
– Да нет, к вечеру вернется. Просто не могу видеть ее больше необходимого. Решил, что нам обоим нужна передышка.
– А что думает Маргарет?
– Не все ли равно, что она думает?
– Бобби, ты должен с ней поговорить. Избегая друг друга, вы ничего не добьетесь. Маргарет никогда бы не стала намеренно причинять тебе боль.
– Как считаешь, мне от этого легче или тяжелее? Я знал, что у нас не все гладко. Я же не идиот. Но знать, что не все гладко, и обнаружить, что жена влюблена в твоего собственного брата, далеко не одно и то же.
– Дело не в этом.
– Да? Уверена? – Он замолчал, поднес распухшую руку к распухшей губе и принялся грызть ноготь на большом пальце. – Знаешь, Маргарет подумывала завести еще одного ребенка. Если ей было настолько плохо, зачем она хотела родить? Может, надеялась, что ребенок заменит ей то, чего не в силах дать я?..
– По-моему, вам с Маргарет нужно сесть и как следует все обсудить.
Брат
– А по-моему, ты должна была мне рассказать.
– Бобби, я же не знала!
– Я не о Маргарет. Я о Бене. У него есть ребенок, да?
Я кивнула, пытаясь прочесть по выражению лица, что он об этом думает.
– Ты на него злишься? – спросила я.
Как ни странно, Бобби помотал головой.
– Нет, нисколько. Мне его жаль.
Он направился было к двери, потом остановился.
– Люди иногда дают маху. Не надо их винить. Не надо считать, будто все знают, о чем ты думаешь или чего недополучаешь. Это не значит, что тебя не любят. Просто дали маху.
Я кивнула. Бобби говорил не о Бене, но великодушнее всего было притвориться, что речь именно о нем. Внезапно я осознала, почему брату настолько тяжело. Он хотел быть тем, кто никогда не дает маху, на кого все смотрят с восхищением, особенно Маргарет. Бобби казалось, что это и есть любовь. Он не понимал разницы между тем, каким Маргарет его видит, и тем, какой хочет предстать перед ним сама.
Бобби снова сел.
– Твое сочувствие мне не нужно, – объявил он.
– Я тебе его и не предлагаю, – ответила я и взяла брата за руку.
Высокая производительность
Когда Бобби отправился в Сан-Франциско, чтобы уладить дела, а заодно провести целый день без Маргарет и Финна, я поехала в Санта-Розу и остановила машину перед зданием суда, занимавшегося в основном сбором штрафов за превышение скорости. С собой у меня были две огромные папки с материалами, которые я накопала в интернете, чтобы доказать справедливость своего иска. Иск этот я рассчитывала подать тому, кого увижу за столом в приемной.
Выяснилось, что человека этого я знаю: позади стола стояла моя одноклассница Кирби.
Кирби Квин, дочь Брайана Квина. В школе мы почти не общались, хотя наши отцы всегда мечтали нас подружить. Кирби была капитаном волейбольной команды. Одетая в брючный костюм, больше похожий на комбинезон, она и сейчас выглядела так, словно собиралась пойти в спортзал. Вид у нее был скучающий.
При моем появлении Кирби слегка оживилась. Думаю, она помнила меня прежде всего как сестру Бобби. В тот единственный раз, когда мы с ней разговорились по душам, Кирби призналась, что влюблена в него.
– Смотрите-ка, что упало к нам с лозы! Какими судьбами в наших краях?
– Привет, Кирби!
– Слышала, ты выходишь замуж. Хотя «слышала» – не совсем верное слово. Читала, будто ты приехала в город в свадебном платье. Случись такое в день свадьбы, о тебе написали бы в газетах, а так обошлось «Твиттером».
Я почувствовала, что к лицу приливает кровь.
– Неловко-то как…
– Да уж!
Я раскрыла папку, лежащую на столе перед Кирби. Дело начала XIX века. «Филберт против Филберта» – небольшое семейное разбирательство. Взрослым детям не сообщили о продаже имущества, в данном случае – конного завода, находившегося в доверительной собственности. Дети были назначены бенефициарами и оспаривали законность сделки на основании того, что потеряют в доходах.