Восемьсот виноградин
Шрифт:
– Немножко.
– Хорошо: я смогу профессионально заниматься фотографией.
– Финн, так ты не найдешь того, что ищешь. Переезд не поможет. И потом, ты любишь Соному. Твой дом здесь. Что ты надеешься получить в Нью-Йорке?
– Душевный покой. И радость.
Я закрыла глаза, не зная, как до него достучаться. Финн не желал слушать: он был слишком поглощен тем, что ковырял замороженную лазанью деревянной ложкой – впрочем, без особого результата. Я отобрала у него ложку и включила плиту посильнее.
– Тебе же помог переезд, – заметил
– Не так сильно, как ты думаешь.
Он уселся на разделочный стол.
– Похоже, некая актриса, она же бывшая девушка твоего жениха, испортила тебе вечер?
– Кажется, Мишель его любит.
– Уверена? Она же актриса. Ей положено притворяться, будто она всех любит.
Я рассмеялась.
– Я не желаю читать лекций и не желаю их выслушивать, – снова заговорил Финн. – Хотя, по-моему, нам обоим не помешала бы лекция на тему «Стоит ли бороться, если не уверен, что хочешь победить». Зато я желаю чего-то другого. Например, горячей лазаньи. Давай просто затаимся и не будем отсюда вылезать. Тогда, возможно, нам удастся пересидеть этот вечер, ни с кем больше не встречаясь.
Я хотела возразить, но не смогла, потому что Финн вытащил свой единственный козырь – взял меня за руку.
– Вы что, стащили лазанью?!
На пороге, скрестив на груди руки, стояла мама. Она была в бешенстве – не только на Финна, но и на меня, потому что я не сделала за нее того, ради чего она сюда пришла. Чем бы это ни было.
– Ой-е… – пробормотал Финн.
– Вот именно: ой-е! Отец вас обоих ищет. Он хочет произнести прощальный тост, представить Джейкоба и распустить всех по домам.
Финн поднялся, но мама загородила ему дорогу.
– Бобби твой брат. Нужно как-то двигаться дальше. Любыми способами.
– Я этим и занимаюсь – двигаю отсюда в Нью-Йорк.
– Ты просто сбегаешь, а не двигаешься дальше.
Мама направилась к двери, считая, что разговор окончен. Однако Финн был иного мнения.
– А нельзя то же самое сказать о тебе? – спросил он.
– Может, и можно. Может, даже нужно. Но потом. А сейчас – марш вперед, пока я окончательно не свихнулась.
Мама вытолкала нас за порог и погнала обратно в шатер, где папа готовился произнести тост в честь последнего урожая.
Никто из нас даже не вспомнил о забытой на плите лазанье.
Синхронизация
Отец стоял перед гостями, держа в руках бутылку вина без этикетки.
– Только посмотрите, сколько народу собралось! За бесплатным вином жители Себастопола куда угодно отправятся, верно я говорю?
Все зааплодировали. Отец вышел на середину сцены и встал позади небольшой кафедры.
Гости толпились перед сценой, образуя полукруг; члены семьи собрались позади отца: мама рядом со мной, Финн – рядом с папой. На Маргарет Финн не смотрел. Бобби держался чуть в стороне. Близнецы, совершенно измотанные, цеплялись за ноги родителей. Генри стоял у края шатра, не сводя глаз с мамы. Бен – рядом с ним, Мишель и Мэдди – в нескольких
Отец надел бейсболку с вышитой надписью: «Виноведы». Гости – две сотни людей, многих из которых здесь не было бы, если бы не он, – засмеялись. Отец развернул бейсболку козырьком назад и снова взял в руку бутылку с вином.
– Сейчас Джен ее откроет, но сначала, готов поспорить, вы ждете от меня речи.
– Ждем! – выкрикнул Гэри.
– Ну так не дождетесь. Мне нечего сказать ни одному из вас. – Он повернулся к маме и добавил: – Кроме тебя.
Папа жестом попросил маму подойти к кафедре, выключил микрофон и прошептал то, что ей нужно было услышать больше всего на свете.
– Дэн, что ты там шепчешь? – возмутилась Луиза. – Говори громче!
Но папа смотрел только на маму, ожидая ответа.
Мама потянулась к нему, как бывало тысячу раз в прошлом и, наивно думала я, будет тысячу раз в будущем. Мама потянулась к нему и прижала его к себе. Все зааплодировали. Потом папа начал притопывать ногой, а мама – покачивать плечами, и я поняла, что они не просто обнимаются, а танцуют, нелепо и прекрасно – танцуют вместе.
И тут Генри со своего места у края шатра закричал – громко и отчаянно:
– Огонь!
За шумом аплодисментов нам послышалось: «Не тронь!», и мы не сразу поняли, что случилось и куда он указывает.
А указывал он на домик винодела, из которого вырывались клубы дыма и языки пламени. Пожар…
– Черт… – вырвалось у Бобби.
Мы со всех ног бросились вниз по склону к горящему домику. Родители, Финн, Бобби и я бежали впереди, подгоняемые страхом. Бен и Джейкоб тоже не отставали, и Джейкоб на ходу набирал девять-один-один. Остальные – двести человек – спешили следом. Ли и Генри, Маргарет с близнецами на руках, Мишель, прижимающая к себе Мэдди, – все торопливо спускались с холма.
– Пожарные уже едут! – крикнул Джейкоб, когда мы подбежали к домику.
Дым и жар ударили в лицо и заставили отшатнуться.
Бен загородил мне путь рукой.
– Господи! – вскрикнула мама.
Отец удерживал ее, не давая подойти ближе. Мама обернулась и увидела Маргарет с близнецами и Мишель с Мэдди, стоящих выше по склону – недостаточно высоко, на ее взгляд.
– Надо увести детей! – воскликнула она.
Когда мама говорила таким тоном, спорить было невозможно. Да Маргарет с Мишель и не собирались спорить. Обе послушно повели детей прочь.
– Не подходите! – рявкнул Финн.
Они с Бобби держали в руках по огнетушителю. Бен выбежал вперед и встал с ними рядом.
Домик пылал, как хворост. Дул сильный ветер; огонь того и гляди грозил перекинуться на виноградник.
Финн направил огнетушитель вверх и подступил как можно ближе к крыльцу. Однако огонь, казалось, лишь разгорелся еще сильнее. Брат закашлялся, продолжая подходить к домику.
– Хватит! – крикнул отец и выступил вперед.
Вдали раздался вой сирен.