Вошь на гребешке

Демченко Оксана Б.

– Очнулся, - согласилась Милена, старательно огибая опасное место по широкой дуге.
– Я хорошо еду? Все правильно придумала, Сашу тянем в дело. Только с детьми пусть не спешит, ездить не так уж просто, детей надо беречь. Сначала пусть позвонит той гнусной бабе и скажет ей, что мечтает о встрече и назовет место. Наше бунгало. Меня слышно?

В трубке зашумело сильнее и Милена разобрала положительный ответ. Хмыкнула, изучила рукоять и дернула её еще раз так, как было показано. Машина возмущенно взвыла, вильнула и прибавила ход.

– С бугом не сравнить, - презрительно вздернула губу первая ученица замка Файен. Покосилась на соседку.
– Буг живой,

педалей и руля нет. Зато дури в нем... Я бы никогда не заломала. Буга не силой ломают, он признает право того, кто идет без страха и имеет цель. Я всегда думаю, как я смотрюсь и как двигаюсь. Такая я есть. Только буги за цветочками не побегут.

Тать убрала смолкший телефон и нагнулась, поочередно нажимая кнопки и поясняя, что так она регулирует климат. Почти сразу стало теплее. Тать всем немалым весом протиснулась меж кресел и нашарила где-то сзади бутылку с водой. Поболтала, хлебнула и жестом предложила Милене. Вода оказалась противно-сладковатой, щекочущей нёбо пузырьками болотного газа.

– Ритка вопила, ты то ли из Сызрани, то ли из другого районного Мухосранска, - задумчиво сообщила она.
– По ходу, далеко от нас до твоей Сызрани. Там у вас черти по улицам ходят?

– Они пробуют, но мы против, - повела бровью Милена.
– Кэччи, вот их название. Кэччи так себе враги. При них легко делать вид, что я смелая и что я всех сильнее. А вот...

Оборвав фразу, Милена снова глянула на рычаг и попробовала его дернуть в новое положение. Договаривать вслух то, что едва не сказалось само, сгоряча, она не намеревалась. Можно гордо объявить, что ты намерена всех победить. Черна бы так и сказала твари любой силы, да хоть и взрослому шаасу со свитой: уходи, пока можешь. Черна бы сказала спокойно и веско. Она никогда не пыталась казаться, зачем? Она была по сути своей много опаснее того, что видели глаза. Милена сегодня в очередной раз изволила скопировать поведение, и преуспела, и была убедительна. Никто не заметил, до чего ей страшно. Хочется заползти в глубокое логово и спрятаться. Отсидеться. Как-нибудь вернуть в тело мужчину Маришки и самой быстро, не оглядываясь, удалиться в родной замок. Там Тэра. Там греет душу живой огонь Файен. Там можно спрятать лицо, сунувшись в старую рубаху Белька - и знать, что не будет хулы и пересудов. Поймет и очередной раз посочувствует.

– Я думала, умру на месте, - буркнула Тать, отогревшись и порозовев.
– Как ты могла туда сунуться? Это... это даже не к тиграм в клетку.

Милена поморщилась и промолчала. В плоскости сейчас она была одна-единственная, кто может войти в клетку к таким 'тиграм'. Не прикрыта спина, нет советчиков и нет даже тех, кто восхитится глупым подвигом, если, не приведи свет, его вынудят совершать. Осторожно используя свой дар, малопонятный и смутно ощущаемый, Милена снова и снова пробовала нащупать хоть слабую ниточку связи с душой Черны. Но мир был пуст и темен, как грибной подвал по весне... Машина уверенно катилась по ленте дороги, пялилась в ночь синеватыми лучами мертвого света. Хотелось разобраться в климате и прибавлять тепло снова и снова. Спина стыла от большого страха. Никто не поможет. Никто даже не узнает, если враг окажется сильнее. Никто не отомстит... хотя это слово здешнее, в Нитле мало понятное. Разве есть смысл в мести тем, кто враг изначально и неизбежно? Мстят предателям, карают преступников, а исподники - они верны себе и своим представлениям о том, как следует жить.

– Ты запомнила всю дорогу? И ездишь уже сносно, даже не очень страшно, - уточнила Тать.
– Круто. В такой темноте я сама начала сомневаться.

–

Круто, - старательно улыбнулась Милена, тряхнула головой и из-под ресниц глянула на соседку.
– Я такая. Несравненная.

Машина катилась совсем медленно, огибая знакомый особняк и продвигаясь по дорожке все ближе к бунгало. Саша еще не добрался, но прямо перед крыльцом нагло занимал лучшее место маленький красный автомобиль.

– Лахудра, - зло хмыкнула Тать.

Повинуясь жесту Милены, она убрала руку и не толкнула дверь, отказавшись от намерения выйти, чтобы добавить к первому слову много других. Белая машина довольно аккуратно пристроилась в хвост красной. Тать дернула рукоять переключения передач в нужное для стоянки положение и сама потянулась, заглушила мотор. Милена повела плечами, немного посидела, щелкая ногтями по рулю и приводя в порядок то, что за вечер уцелело от покоя. Ощущать вес чужой каменной души - страшно. Отпускать её и знать в подробностях, как рушится вниз и делается мячиком в лапах новых игроков - мерзко. Повторять такое снова, уже понимая результат заранее...

Наконец покой состоялся, пусть и подобный шаткому равновесию неопытного путника на гладком льду. Милена открыла дверцу и грациозно встала в рост. Поправила шарф, провела ладонями по телу от груди к бедрам, на миг прорисовывая фигуру под просторным свитером. Из красной машины, тоже открыв дверь, глупо пялилась девица кукольного вида.

– Лахудра, - ласково окликнула Милена, - вот и встретились.

– Что-о?

– Ты сиди, так будет быстрее и безопаснее, - вкрадчиво шепнула Милена, чувствуя себя кошкой, для которой нашлась-таки занятная мышь. Она и шла теперь свободнее, и ощущала себя бодрее.
– Лахудра, ну-ка мы глянем, что тут есть и чего нет.

Милена в единый миг оказалась рядом и нагнулась, ныряя во взгляд, сильно замутненный чем-то худшим, нежели водка.

– Вот как. Значит, чтобы на её могиле трава не росла, - сдерживая злость, выдохнула первая ученица.
– Я редко беру настройку дословно, но тут нет полутонов. Мать и детей, весь род под корень.

– Что-о?
– задушено просипела девица, стараясь откинуться в кресле и разорвать нить взгляда, вытягивающую, как крюк рыболова, невесть что со дна гнилой души.

– Я порадую тебя. Не будет травы. Еще лет пятьдесят, а то и дольше, - проворковала Милена.
– Впрочем, что за радость? Ты старательно забудешь, как звали их всех. Не до того тебе. Не-до-то-го.

Второй раз слова прозвучали монотонно, очень тихо, но всплывший из тьмы ветерок их подхватил, закрутил, как палые листья - шорохами и хрустами, невнятными, рассыпающимися. Ломкими. Девица завизжала, хлопнула дверцей так резко, что Милене пришлось отстраняться со всей возможной поспешностью. Красная машина стартовала с визгом и ревом, умчалась в ночь и сгинула.

– Как бы не хряпнулась с концами, - предрекла Тать с надеждой в голосе.

– Там поле, она вот-вот потеряет сознание, - отозвалась Милена.
– Не хряпнется. Очнется, осмотрится и уберется отсюда.

– За цветами, - хмыкнула Тать.

– Скорее её будет интересовать трава.

– В смысле курнуть-нюхнуть?

– Зеленая травка на собственной могиле, - в улыбке Милены обозначился намек на оскал.
– Я показала. Она увидела. Идем, на сегодня с меня довольно.

От темной двери тенью отделилась фигура Маришки. Качнулась вперед, и только тогда Милена поняла, почему девица сидела в машине: её не впустили в дом. Тихоня Маришка, не умеющая муху прихлопнуть без извинений, отстояла свое право выбирать гостей для этого бунгало.