Вошь на гребешке

Демченко Оксана Б.

– Но всё же, что с Черной?

– Черне от рождения безразличны на чужие планы. Она человек. Она принимает решения сама, без оглядки на прорицания. Даже пророчество ей не помощь и не помеха. Тэра полагала, что воительница пробьется в плоскость, разберется с врагами и поможет тебе вернуться, когда ты станешь взрослым востоком. Но Черна мимоходом врезала кому следует и нырнула много глубже.
– Бэл усмехнулся.
– На нашей памяти никто не лез в логово исподников, на самое дно. Мы лишь держим границу, не более того. Вот уж удивились на дне!

Бэл негромко рассмеялся,

хотя по лицу было видно: ему не весело, а очень больно. На ощупь найдя руку Милены, прорицатель поместил ладонь на границу боя и шепнул: 'Смотри, тебе наверняка откроется'.

Глазурь лавового стекла обрела глубину. Сознание рухнуло во тьму. Милена часто дышала. На прокушенной губе копилась соленая боль, собственные ногти рвали ладони. Одновременно она была здесь - и там, безмерно далеко, в сажево-пестром вихре мыслей, сил, намерений.

Там Черна достигла дна, спружинила и встала, привычно хмыкнув свое 'интересно'. За спиной воительницы с шелестом распахнул крылья её вууд, взревел полным, взрослым голосом - и дно содрогнулось. Огненно-золотой ящер, одетый в мягчайший пух чера, улыбался исподью всеми неисчислимыми клыками, подмигивал рыже-черными щелями глаз. Втягивал запах исподья ноздрями... Он, кажется, все более воодушевлялся.

Черна смотрела на мир, не для людей предназначенный, старательно изуродованный под нелюдские потребности. Под ногами кипел камень, плавился и снова застывал свежими корками тверди. Истошно выл мелкий, совсем случайный кэччи, он первым рассмотрел вторжение и улепетывал во все лапы, желая выжить, донести весть и тем отличиться.

Время едва ли имело смысл в столь чуждом мире, но и такого - искаженного, его оставалось в обрез, чтобы успеть подстраиваться под закон этого места. Применить дар Нитля людям: возможность неограниченно себя совершенствовать - и выживать. Видеть, хотя нет привычного света. Дышать, хотя воздух густ и едок, лишен знакомого питательного состава. Переносить жар и холод, давление и едкость среды. Черна рычала, азартно торопила себя. Нет времени, совсем нет - зато есть враг. Всё ближе, внятнее дрожит камень под поступью. А надо доделать главное: отсечь связи ваила, чтобы не нашел дорогу вниз, чтобы плоскость, и особенно посещенный в ней мирок, перестала притягивать взоры исподья, для которых ваил - вроде маяка в ночи.

Со связями удалось разобраться до прибытия главных сил врага. Встряхнувшись, Черна хмыкнула и уставилась на готовый строй исподья. Многовато даже для всех ангов Нитля, пожалуй. И шаас тут не один - вон, новые и новые складывают крылья, возмущенно шипят. Заранее празднуют победу, уверенные в своем неоспоримом превосходстве.

За спиной взрыкнул вууд. Его совет был определенно дельным, Черна кивнула и быстро опустила ладонь, позволяя крапу скользнуть в горячий камень. Казалось удивительным: разве тут хоть что приживется? Тут сама жизнь - понятие ложное, быстро истлевающее до сухого пепла.

Шаасы захлопали крыльями, разом поднимаясь в темное небо, завизжали, сплели силу в едином проклятии. Тормозя движения, ослабляя удары, мешая телу приспособиться к негодному миру. Вууд ответно взвыл, высоко и резко, с одного движения взлетел

и погнался за крылатыми врагами.

– Опоздали, - хмыкнула Черна.

Она твердо знала, что связи с плоскостью порваны и, значит, главное сделано. Она справилась. А если справилась с намеченным - победила. От шального веселья сам воздух над кожей светился, разгорался всё ярче.

Враг попер напролом, затаптывая и вминая в горячий камень массой плоти. В этой давильне без жалости сплющивало тела кэччи, хормов... Но исподье не считало потерь. Когда легкие последний раз сдавило, Черна смеялась - сколько сил положено ради неё! И как, оказывается, тут умеют бояться, всей безмерно огромной толпой...

Неуместная радость всё росла, светилась в полную силу, не затеняемая даже болью. Сверху в мешанину уже не боя, а какого-то панического, истошного уничтожения, врезалось нечто рыжее, чудовищно опасное.

Черна теперь наблюдала происходящее с отстраненным интересом опытного мастера, не занятого напрямую в тренировках сопляков. Новый боец - чер, рухнувший в схватку невесть откуда - и с распоротым боком продолжал метаться, не сознавая себя, но кромсая и убивая. Он расшвыривал трупы, рвался, продирался - пока не нашел человеческое тело. Чер заплакал - звук был именно такой. Лег, подгреб тело к себе и замер, забыв о бое. Вууд спикировал из темного неба, осмотрелся и сложил крылья, укутав чера и спрятав голову под крыло.

С некоторого удаления Черна видела, как примчались высшие - ваилы и иные, лишенные телесности, окончательно кошмарные для зрения души. Как эти запоздало потребовали отступить, не добивать врага. Паниковали: почему не сообщили сразу? Кто начал бой? Ведь люди - та еще гадость, живых можно победить, выковырнув из недр их души слабину. Но что делать, если не ломаются при жизни? Это же хуже некуда, это грозит таким, о чем и думать опасно...

Оранжевый пуховый шар, спресованный из человека, чера и вууда смотрелся неуместно посреди бессветного мира с его хаосом и ядовитой, пронизавшей злобой. Шар грелся, менялся. Свечние набирало силу, делаясь подобным солнечному.

Шаасы раскрывали крылья и взлетали, чтобы без оглядки умчаться прочь. Хормы выли и наспех закладывали складки в смежные пространства. Исподье расползалось по этим щелям.

Остатки сознания Черны все полнее сливались с теплым золотом, растворялись в нем. Шар раскалялся добела, наполнялся сиянием. Зенитный луч восстал во всем своем величии, пробив пространства, отправив свет - ввысь, а прочее... Зенитный луч восстал во всем своем величии, пробив пространства, отправив свет - ввысь, а прочее...

– Вот чер, - хрипло выдохнула Милена, когда головокружение усилилось.

Она видела и ощущала душой, как в недосягаемой глубине вспыхнуло солнце, устремило единственный луч верх - и он заполнил колодец ровным сиянием. В слепящем свете стало непосильно разобрать дальнее. Вроде бы крылья шумели и взблескивали мягко, мирно. Они уносили новое создание все дальше - за дно мира, в пространство, для людей недосягаемое. Дно перестало быть. Те, кто населял его, сменили место пребывания.