Вошь на гребешке
Шрифт:
Тощий паренек посмотрел на гостя в упор, в его глазах переливались янтарем и алостью блики каминного огня. Влад заворожено моргал, щурился и вроде бы разбирал за бликами картины своего недавнего прошлого. Хозяин замка действительно стоил своего места и сейчас был страшен не властью, - впервые ужаснулся Влад, - но той загадочной силой, которую нельзя заподозрить в столь неказистом человеке. Под силой тут, Врост прав, понимали нечто особенное. Без прямого приказа эта сила вынудила Влада кивнуть и проглотить возражения, вопросы, отговорки.
– Еще важно упомянуть, - Бэл устало откинулся на спинку
– Никто не осудит тебя, что бы тут ни было сказано. Запомни, хорошо? У нас есть присказка: летом путают и каргу с бугом, но первый снег каждому дает настоящее лицо. Плат обещал уделять тебе время. Он расскажет, что такое первый снег. Затем ты сам увидишь... это. И покажешь себя, чтобы за зиму стать тем, кем ты можешь еще стать.
– Бэл улыбнулся грустно, губы дрогнули застарелой усталостью.
– Человеком. Все люди разные, и нет в мире самых правильных. Теперь говори. Начни с того ощущения, что было первым для тебя в Нитле. Оно очень невнятное, но, как я думаю, важное. Ты был вне себя, в особенном месте, так?
– Вне себя, - удивленно шепнул Влад, осознавая, как можно совсем иначе оценить то мгновенное видение.
– Вне себя, конечно же. Жутковатое место. Лес упругих пик, прорастающих из жирной, дурно пахнущей почвы без травы и мха... Много лап у того тела. Голод, жажда крови и еще того, другого. Очень чужого мне, но вроде бы и знакомого, - захотелось молчать, но губы против воли продолжали шевелиться, отдавая долг.
– Человечины... Нет, не так, я совсем не при чем, и оно не то имело в виду. Оно хотело пить, вгрызаться и менять. Меняться?
– Я понял, прочел, - ободрил Бэл, прикрыв глаза.
– Интересная тварюшка. Милену бы сюда, она сказала бы больше, но - увы. Надо же, я сперва думал, что ты резонировал со зрелым ужрецом, но теперь вижу, оно - не ужрец. Интересно. Может быть, позже я еще раз попрошу вспомнить первый взгляд. Давай дальше по шагу, все и без пропусков. Ты был пленен и затем изъят из плена, ты очнулся собою. Рядом был Тох.
Снова губы зашевелились, хотя Влад еще не собрался с духом и был не готов продолжать рассказ. Его все сильнее тошнило от ужаса бесконтрольности речи, мыслей, выражения лица. Несколько раз за время рассказа Врост принимался жалобно сопеть, затем спрыгивал со своего кресла и бежал за свежим полотенцем. Слуги, оказывается, заранее приготовили такие и оставили снаружи, за дверью. Мальчик приносил мокрую холодную ткань, сам протирал лицо гостя, привставая на цыпочки, или жестом просил о помощи Светла. Но даже при столь явном сочувствии пытка оставалась пыткой. А глаза первого анга с каждым словом острее затачивали взгляд, раня презрением до глубины души.
Окончание допроса Влад помнил совсем плохо. Никто не пошел его провожать, малосознательное тело вынесли из зала и передали слугам. Те довольно бережно доставили ношу во двор и устроили на солнечном месте, подстелив войлок и уложив под спину подушки. Рядом оставили воду, блюдо с закусками - и сгинули.
Осеннее скудное тепло сочилось по капле. Солнце, как смог теперь рассмотреть Влад, было тоном похоже на привычное, но содержало и некую особинку, отличающую его от земного. Свет играл, едва приметно для зрения переливался острыми лучиками сияния, неразличимыми глазу,
Когда именно рядом пристроился Врост, понять не удалось. Видимо мальчик давно сидел и молчал, ожидая, когда будет замечен.
– Досталось тебе, - посочувствовал он. Поморщился и нехотя добавил: - Но и ты наворотил, чего уж там. У вас что, правда взрослые люди играют в игры? Целыми днями? Сидят сиднем, представляют себя могучими ангами-вальзами, ничего не делая для того, чтобы остаться человеком?
– Играют, - нехотя выговорил Влад.
– Целыми днями пялятся в экран.
– Вот далось им в шутку лезть в бой, среди лета, - строго уточнил Врост.
– Тут люди, там исподники. И что? И зачем?
– Для развлечения.
– Владу показалось, что губы снова говорят сами, помимо воли.
– Можно сперва поиграть за хороших, потом за плохих, а есть игры, где в разных эпизодах надо менять сторону. Мир не делится на черное и белое... так у нас говорят.
– Плоскость, - с отвращением выговорил Врост.
– Бэл строго велел не судить и не думать даже, оно вне Нитля, а ты сейчас здесь, не наше дело лезть со своими мерками в твой мир. Был бы я там, тогда и мог бы что-то сказать. На своем опыте. Но все же, не могу понять вовсе: ты играл, ты поубивал в этом... экране тучу жутких злодеев и был вроде как великан. Почему же ты кричал, когда увидел Руннара? В экране нет таких страшных?
– Он-то был в жизни, - Влад нехотя признал логику мальчика.
– Ты прав, наши игры не учат, только развлекают. Помогают занять время. Отключиться.
– Вот что вас стянуло в один узел, - важно кивнул Врост.
– Ты увидел Руннара и вдруг понял, что ты ничуть даже не великан. Важно понять такое и страшно тоже. Плат понял и принял. Хорошо, узел не пустой.
Снова помолчали, но теперь стало чуть легче, Влад налил себе воды, выпил и смог ощутить вкус. Сладковатый, сложный, очень интересный. Мальчик пододвинул ближе тарелку и указал на один ломтик, назвал растение, затем дал имена всем остальным и объяснил, как их добывают и хранят в зиму.
– Средние века, - в свою очередь поморщился Влад.
– Мы, может, и играем даже совсем взрослые в пустые игрушки, зато у нас технологии. Отопление, машины, телефоны. Понимаешь? А у вас голые камни и все надо делать тяжким трудом. Хоть бы механизацию какую завели. Я могу...
– Бэл попросил, чтобы тебя устроили в середине двора, - с долей огорчения отозвался Врост.
– И мне велел: если начнешь хвалить свою плоскость и такое вот говорить о Нитле, показать замок. Будешь смотреть?
– Мои ноги пока что против.
– Сиди, - отмахнулся Врост.
– Ты увидишь моими глазами, вот что он попросил. Это не экран, не какие-то там века. У нас нет ничего среднего. Нитль по смыслу - край, у нас и люди приживаются такие, каких в ближних мирах полагают не особо годными для размеренной жизни. Тут всегда бой, а сторону можно поменять только один раз, называется - предательство. Тут все настоящее, понимаешь? Жизнь, смерть и правда. Только ты из плоскости, ты не живешь и даже не видишь.