Восхитительная Софи

Дуглас Мишель

Он никогда так сильно не хотел ни одну женщину.

Лайам желал слиться с ней – душой и телом. И прямо сейчас! Страсть забурлила в нем со стихийной, первобытной силой. Основной инстинкт захлестнул его с головой, он не испытывал ничего подобного даже с Белиндой…

Белинда!

Прокляв все на свете, Лайам отпрянул от Софи. Кровь стучала в его висках, в такт тяжелому дыханию.

– Прости. – Он еле выговорил это слово. – Я хотел всего лишь поблагодарить тебя, но утратил контроль над собой.

Софи прижала палец

к губам. Полные и сочные, они манили Лайама и сейчас, и он не смог сдержать громкий стон.

– Подобное больше не произойдет. – Он не тот мужчина, который способен осуществить ее мечты. – Это не должно произойти!

Софи заморгала при виде его ярости. И не сказала ни слова.

– Я не собираюсь соблазнять тебя, чтобы заполучить своего племянника.

Софи выпрямилась:

– Ты слишком много думаешь о себе, Лайам Степлтон. Поцелуй был хорош, но дело совершенно не в этом.

Она побледнела, прижала руки к лицу, а затем бросилась бежать.

Что происходит?!

Неужели она собирается уехать вместе с Гарри из Неварры? Неужели он все испортил одним-единственным поцелуем?

Но Лайам чувствовал, что она отдалась поцелую так же страстно, как и он. Да что с ней происходит?

Лайам нашел Софи в саду, на скамейке. Он откашлялся, давая ей знать о своем присутствии.

– Я думаю, нам надо поговорить, – сказал он.

– Нам не о чем разговаривать. Это не должно снова произойти!

Взглянув на женщину, Лайам ощутил, что снова хочет поцеловать ее. Он заставил себя перевести взгляд на перечные деревья.

На землю ложились вечерние тени. Еще полчаса – и совсем стемнеет.

Лайам засунул руки в карманы:

– Ты права. Такое больше не повторится.

Софи резко повернулась, глаза ее сузились.

– Скажи, почему?

– Потому что я не собираюсь жениться, а ты не производишь впечатления женщины, которую интересуют любовные приключения.

– Ты не ошибся. – В голосе ее звучала горечь.

– Если я снова поцелую тебя, – продолжал он, – то заморочу тебе голову, а я этого не хочу.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя.

Она открыла от изумления рот.

Лайам присел на край скамейки:

– Я тебя напугал? Прости меня.

– Нет, ты меня не напугал, Лайам. Я боюсь себя. Я… Для меня это было очень неожиданно.

Точнее, это стало неожиданностью для обоих.

Расширенные глаза и дрожащие губы Софи свидетельствовали о том, насколько ее это потрясло.

– Если бы ты не остановился…

– Но я остановился. – Ему хотелось, чтобы страдальческое выражение исчезло с ее лица. – Клянусь, Софи, это больше не повторится.

Губы ее наконец перестали дрожать.

– Я верю тебе.

Сердце его сжалось.

– Но? – Он чувствовал, что за этим что-то кроется.

– Только… – Софи помолчала. – Только я думала, что уже никогда не смогу испытать влечение к мужчине.

Лайам

замер. Ему потребовалось усилие, чтобы заговорить ровным тоном:

– Почему же?

Женщина напряглась, осознав, что сказала слишком много.

– Это длинная история. – Она встала.

– Я готов выслушать ее.

– Я не хочу, чтобы ты жалел меня.

Лайам сжал кулаки:

– Обещаю, что не буду жалеть.

Софи снова уселась на скамейку и сделала глубокий вдох.

– Когда мне было восемнадцать лет, меня изнасиловал друг нашей семьи. Это произошло вскоре после смерти мамы… Сначала я решила, что он пытается утешить меня… – Ее плечи опустились. – Это было ужасно.

Он не смог бы сжать кулаки крепче, даже если бы захотел. Софи, взглянув на него, тихо рассмеялась:

– Полегче, Лайам. Он умер несколько лет назад – от сердечного приступа.

Лайам, с трудом разжав стиснутые зубы, спросил:

– Его судили за то, что он сделал с тобой?

Она уставилась на свои руки:

– У меня не было достаточно улик.

– Не было? – Сердце его бешено забилось. – Но это…

– Несправедливо? Да, я понимаю.

Лайам неотрывно смотрел на нее. И как ей удалось справиться с таким суровым испытанием одной?

– Изнасилование не было особенно жестоким. Джонатан не бил меня. Не нанес никаких физических повреждений. Он просто… подавил меня. – Лайам видел, какую боль она пытается скрыть. – И кроме того… – Софи сглотнула. – Дома была Эмми.

Гнев охватил Лайама, когда он представил, какой беззащитной была тогда Софи, какой напуганной.

– Я не хотела, чтобы Эмми услышала, – прошептала молодая женщина. – Я не хотела, чтобы он и ей причинил боль. Она и так много пережила… Поэтому, когда все закончилось, на моем теле не осталось синяков. Я могла обвинить Джонатана только на словах, но ни один суд не принял бы это во внимание.

Лайам накрыл ладонью ее руки:

– Прости меня, Софи.

Ее мешковатые блузки, застегнутые на все пуговицы воротнички – все сразу стало понятным. Сегодня, однако, впервые верхняя пуговичка была расстегнута, а рукава засучены. Она почувствовала себя в безопасности, а он разрушил это ощущение, поцеловав ее.

– Все в порядке, Лайам. – Софи протянула ему руку.

– Как тебе удалось остаться такой…

Она прижала палец к его носу:

– Жизнерадостной – вот самое подходящее слово. Видишь ли, у меня не было времени для депрессии. – Действительно не было. Ей надо было воспитывать двенадцатилетнюю сестру. – Некоторое время я посещала психотерапевта, но особенно мне помогли занятия на курсах самообороны. Я вернула уверенность в себе. Именно это, а не забота об Эмми помогло мне выжить. Я была счастлива. – Она покраснела. – До сегодняшнего дня я думала, что никогда не захочу вступить в интимные отношения с мужчиной. И теперь не знаю, что мне делать.