Восход Левиафана
Шрифт:
– А боги так могут?
– Карн сощурил глаза, осознавая всю важность вопроса.
– Могут, - кивнул Рокеронтис и его глаза блеснули в полумраке.
– Но для этого оружие должны поднести богу в качестве жертвы. В общем, благодаря энергетической связи с оружием, чтобы использовать его в Лимбе тебе оно не нужно в своем, как бы это сказать, физическом эквиваленте. Тебе нужна лишь его проекция, образ. Грубо говоря, ты думаешь об оружии, концентрируешься на этой мысли, и оно появляется у тебя в руке. И есть тут один баг, ошибка системы, или же просто мы не знаем, как это работает. Лимб всегда автоматически восстанавливает
– А метательные ножи, покинувшие перевязь, появляются вновь!
– закончил Карн.
– Так и у Охотника со стрелами?
– Мы не знаем, кто он, - мрачно отозвался Эрра откуда-то из-за спины.
– Возможно...
Его прервал грохот, раздавшийся значительно ближе, чем в прошлый раз. Стены задрожали, прямо перед Карном от потолка отвалилось несколько каменных пластов, с хлюпающим звуком рухнувших в мерзкую жижу, застилавшую пол. Грохот повторился вновь, где-то в стороне обвалились перекрытия.
– Мы пришли, - констатировал Вик.
– Подержи, - он передал Карну зажигалку, а сам отточенным движением снял со спины черный пластиковый тубус.
Рокеронтис и Эрра встали плечом к плечу возле ближайшего прохода, к счастью - единственного, который отделял эту комнату от приближающегося грохота. Боги вновь были при оружии, один сжимал в руках злобно поблескивающий багровым пламенем полуторник с руническими письменами, другой обнажил два коротких катара, по которым то и дело проскакивали синеватые молнии.
Вик тем временем снял крышку с тубуса и достал оттуда целый ворох свернутых трубкой ватманов. Он быстро пробежал пальцами по пожелтевшим листам, нашел нужный и ловко извлек его, отправив остальные обратно в жерло тубуса. Он развернул лист, который оказался трафаретом, изображавшим равностороннюю пентаграмму, заключенную в круг. В центре красовался Анкх и еще несколько символов, которых Карн не узнал. По углам пентаграммы располагались какие-то астрологические или алхимические знаки, здесь его скудные познания тоже ничего не дали.
Вик уложил трафарет на относительно сухой участок пола.
– Прижми ногами углы, - мягко скомандовал Вик. Карн послушно расставил ноги, прижимая бумагу. Он только сейчас понял, что зажигалка горит уже минут двадцать, но совсем не нагрелась. Очередной «баг» Лимба?
Вик придавил оставшиеся углы трафарета, один - стопой, другой - коленом. Затем отложил тубус и достал из складок плаща небольшой баллончик. Обычный баллончик для распыления краски, металлического цвета, без каких-либо опознавательных знаков. Вик откинул крышку баллончика, встряхнул его (послышалось характерное стаккато пластикового шарика, заключенного в алюминиевую тюрьму) и стал быстро распылять аэрозольную краску по трафарету.
Сзади раздался глухой рык, который был прерван коротким свистом рассекающей воздух стали. Эрра грязно выругался. Рокеронтис прыснул. Рык повторился, сталь засвистела вновь, и больше этот звук не прерывался. Карн обернулся, но почти ничего не увидел, только мельтешение багровых и синих бликов в непроглядном мраке подвала. Кажется, богам темнота не мешала.
– Готово!
– Вик закончил распылять краску, спрятал баллончик и стал сноровисто укладывать трафарет в тубус. Пентаграмма, нанесенная на щербатый, неоднородный пол ярко-красной краской, начала
– Есть проход, - Вик обернулся к Эрре и Рокеронтису. Карн поднес зажигалку к сражающимся. Они стояли по колено в крови, вокруг валялись отрубленные конечности с кожей грязно-серого цвета. На них волнами накатывали лысые человекоподобные создания с глазами, горящими угольно-черным огнем. Меч Эрры выписывал в воздухе невероятные финты, катары Рокеронтиса били, не переставая, нанося удары из самых непостижимых позиций под нереальными углами.
– Идите, мы сразу за вами!
– крикнул Эрра, стараясь пересилить нарастающий рев гулей.
– Хорошо, - Вик забрал зажигалку у Карна.
– Но проход нестабилен, времени мало.
– Тогда реще, бога-душу-мать!
– выкрикнул Песочный человек и внезапно когтистая лапа, выброшенная из едва различимой, постоянно копошащейся горы плоти, застрявшей в проходе, чиркнула его по груди. Бог ночных кошмаров взревел, его татуировки наполнились уже знакомым Карну синим огнем.
– Встань на пентаграмму, - Вик свободной рукой настойчиво подтолкнул Карна к сияющему на полу изображению.
– Прямо на нее, вот так. Ничего говорить не надо. Закрой глаза и представь Ра, хорошо знакомый тебе мир. А теперь вспомни что-то яркое, что-то такое, что вызывает сильные эмоции. Нужен мощный образ, который в прямом смысле заставляет сердце биться быстрее. Ты понимаешь?.. И не открывай глаза...
Карн сконцентрировался. Он боялся, что у него не получится, руки вспотели, подмышки разве что не хлюпали при движении. «Только не затупи, только не затупи!..» Но потом голос Вика стал глуше, будто Карн отгородился от него фанерной стеной. Звуки битвы отдалились, и почти сразу все растворилось в непроницаемой тишине. Карн сфокусировался на воспоминании, быть может, не самом ярком, но это было первое, что пришло ему в голову. Он вспомнил запах ее духов...
***
Он вспомнил запах ее духов. Нежный, едва уловимый аромат цветущей сирени и... нет, не крыжовника, просто сирени. Ему редко нравились женские духи, но этот запах приводил его в неописуемый восторг. Кто знает, может, все дело в составе, может, были там какие-то феромоны или еще что-то. И каждый раз он хотел спросить у нее, что это за духи, но каждый раз забывал.
Потом из небытия воспоминаний он выкрал ее взгляд, взгляд бесконечно спокойных, льдисто-голубых глаз. Взгляд, исполненный удивительной для ее возраста мудростью и каким-то вселенским пониманием (а может - обреченностью). Таких глаз он больше никогда не встречал, ни до, ни после. Вспомнил ресницы, длинные, но не слишком пышные. Вспомнил легкий румянец на белоснежных щеках, тонкие, почти незаметные бороздки ранних морщинок, расходящихся колосками от уголков ее губ. Губы... абсолютно обычные, светло-алые губы. Но их прикосновение... от таких прикосновений бросает в дрожь, и Карн мог бы поклясться, что даже гранит вековечных скал изошел бы трещинами и осыпался в пыль, если бы его невзначай коснулись эти губы.