Восхождение богов
Шрифт:
Острый укол тоски склонил Клэри ниже к туалетному столику, в глазах защипало от непрошенных слёз.
— Я буду сильной как ты, мама, — шепчет она себе, ощущая, как будто кто-то обнимает её сзади, успокаивающе поглаживая обнажённые плечи.
Если бы только она знала, что её ждёт…
* * *
Я вновь просыпаюсь от вязкого, как малиновое варенье с косточками, сна, выплывая наружу в хвойную темноту. Ко мне склоняется Анка, она подносит к губам парное молоко и следит, чтобы всё до последней капли выпила. Её белое лицо контрастирует с темнотой позади, кажется,
— Сколько я проспала?
— Неважно, Сэл. Спи, а я покараулю твои сны.
Я киваю, вытирая с губ белые капли и засыпаю вновь. Следующее видение уничтожило сказку.
* * *
Её озлобленный голос гремел по всем залам воздушного дворца, вынуждая слуг прятаться от очередного скандала в господских комнатах. Она разорялась со всей страстью юности, умолкнув лишь когда закончился воздух в лёгких, однако крик будто застрял над ними обманчивым эхом.
Ктуул проигнорировал её злость, заговорив всё тем же, набившем оскомину, спокойным голосом.
— Это расплата за грехи, Клэри. Они сами виновны в своих бедах. В твой мир драконы пришли мудрыми и всепрощающими, этакими божествами, направляющими к свету. Однако именно они заковали нас в цепи этого ожерелья, забрав возможность переходить из мира в мир. Знаешь ли ты, как сложно вечность быть привязанным к одному месту? Нам пришлось несладко.
Клэри не была наивной. За прошедшие месяцы, что она жила рядом с Ктуулом, она успела усвоить медовую мягкость его нрава, за которым скрывались острые как бритва шипы. Вечный оказался требовательным учителем, не гнушавшимся методом боли, который, казалось, доставлял ему истинное удовольствие. И после каждого урока, Ктуул заваливал её роскошными подарками, пытаясь загладить былую жестокость.
Когда Клэри полетела в запретные земли, он прямо в воздухе отобрал её крылья, и она сломала руки, упав в бушующий океан. Три недели восстановления протянулись как мост через вечность: от бессилия девушка плакала ночами, со страхом ожидая солнца, когда он придёт, чтобы позаботиться о ней. Ктуул самолично кормил и купал Клэри, заботился, чтобы наложенные шины не раздражали нежную кожу. Он развлекал её музыкой и проекциями волшебных миров, в которых когда-то бывал. Однако за этой удушающей заботой скрывалось сытое удовлетворение от полного обладания непокорной волчицей.
В другой раз она влезла в его лабораторию, пытаясь отыскать хоть что-то, что могло бы вернуть её домой, подозревая, что Учитель сознательно держит её при себе, скрывая от других вечных, видя в ней драгоценную игрушку и способ убраться отсюда в одиночку.
Она ничего не нашла, кроме жутких экспериментальных журналов. Он вывел новую породу людей-стражей, каменных исполинов, охранявших проход в тёмный мир, скрытый в ледяном океане. Мир мертвецов.
Узнав о её непослушании, Ктуул забрал её глаза, окрасив мир в бесконечный чёрный цвет, где золотом сияла лишь его фигура. И вновь она впала в полную зависимость от него, вынужденная ходить за руку и постоянно быть подле, чтобы не разбиться и не сломаться.
— Порой мне кажется, ты воспринимаешь меня как куклу.
На что Ктуул лишь мягко улыбнулся.
— Я лишь забочусь о тебе. И учу. Помнишь? Ты сама согласилась стать моей ученицей. Не думай, что уроки будут лёгкими. В конце концов, когда ты будешь готова, я вознесу тебя на пьедестал величия и ты войдёшь в сонм вечности.
Девушка боялась слов Ктуула. И ещё больше опасалась того, что будет дальше.
Вот и теперь узнав, что драконы, запертые в звериные тела, обладают разумом, скрытым под звериным нутром, она не смогла сдержаться и набросилась на вечного с обвинениями.
— Ваши слуги обращаются с ними как с дикими животными! Выводят породы по цвету, стегают плетьми и содержат в загонах. Но ведь они разумны! Они чувствуют и понимают, что с ними делают!
Ктуул взял Клэри за руки и поднёс их к губам. Девушка застыла на месте, заметив опасный блеск в его глазах. Мурашки пробегали по её телу всякий раз, когда он так смотрел на неё. В этом и был истинный страх. Она была в его власти и понимала, что увязла как муха в паутине бессмертного паука. Будь его воля, она бы и не заметила паутины, но ему нравилось играть с букашкой, знавшей границы своей свободы.
Она позволила ему прижать себя к груди, позволила запустить пальцы в свои волосы, ощущая, как усиливается аромат фиалок в воздухе, а из открытых окон доносится далёкий гром, предвестник настоящей бури. И приняла единственное верное решение.
— Прости, я бываю глупой. Не надо было так себя вести, — глотая гордость, отвечает она и тянется к нему, обнимая и позволяя его тьме заползти под кожу, захватывая тепло её души.
Недавно Клэри узнала кое-что о вечном и теперь лучше понимала, почему он так в неё вцепился, что даже сумел вытащить из родного ожерелья и притащить сюда.
Но этим знанием стоит распоряжаться с осторожностью. Как и новоприобретённым другом.
* * *
Вновь выныривая из сна, жадно хватаю пересохшими губами воздух. Сколько же боли спряталось между видениями, сколько тоски по дому, отчаяния от невозможности вернуться и острого понимания полной зависимости от существа, что так легко обвёл её вокруг пальца, соблазнив словами «Я научу тебя всему, чего бы ты не захотела». Горькая наука всколыхнула собственный опыт. Мне удалось не угодить в ту же ловушку.
Рядом со мной никого нет. Края шатра колышутся от сильного ветра, а снаружи доносятся странные звуки. Подняться с кровати оказалось непростым делом: тело отяжелело от долгой лёжки и недостатка пищи. Я стягиваю одеяло, кутаясь в него как в шаль, и наощупь, слеповато щурясь, выбираюсь наружу.
Никого нет. Всё кругом занесено снегом и небо засеребрилось очередной порцией белой хмари, от который всё за пределами посёлка прячется как в густой туман. Мимо деловито прошлась курица, квохча что-то на своём курином языке. Новый порыв ветра снёс с шапки деревьев верхний слой и я углядела огненные всполохи со стороны побережья. До меня донёсся звериный рык.