Восхождение богов
Шрифт:
Только сейчас Ник заметил уродливые язвы на шее мужчины, сквозь которые сочилась сукровица. В голубоватом свечении это выглядело поистине скверно и ему показалось, что здесь, в этом нигде, Акрош может чувствовать и даже говорить. Но если они вернутся назад… Ник отогнал непрошеные мысли. Пока боль проясняла ум маршала, но что будет дальше?..
— Мы полетим. Крылья будут держать нас в тонусе, так быстрее преодолеем эту пустыню.
Светлая мысль показалась настолько простой и предсказуемой, что оба почувствовали себя нехорошо. Словно она должна была сразу прийти им в головы, а не спустя часы, когда они чуть не потеряли друг друга.
Превращение
Приняв человеческую форму, оба не смотрели друг на друга и продолжили путь, каждый про себя считая шаги, стараясь как можно дольше сохранять концентрацию.
Спустя тысяч десять абсолютно одинаковых переставлений ног, Ник ощутил перемену в воздухе. Нечто неуловимое пронеслось над ними, однако голубой свет не поймал движения, даже крошечного кусочка невидимого существа.
— Заметил что-то? — будто обращаясь к самому себе спросил Акрош, прикрывая глаза.
Яркий свет из груди Ника начал его раздражать. Ему хотелось покоя, хотелось забыться так же, как унялась боль в шее, растворившись в блаженной пустоте. Он чувствовал, как в рот набилось пыли, но не было дискомфорта, он просто констатировал факт, что пыль теперь была внутри него. В глазах, в ушах, в носу и рту. Повсюду, словно он сам пыль… словно кроме неё нет ничего…
— Что? — переспросил он, сообразив, что Ник втолковывает много слов, которые своим звучанием приносили ещё больше раздражения.
— Я говорю, мы здесь не одни, — воскликнул король, замечая, как посерел его друг.
Он подошёл к нему вплотную и взял за плечи, встряхивая, поражаясь как много пыли скопилось на одежде и волосах маршала. Он будто мешок с мукой в подвале старого дома. И такой же сухой наощупь. Язвы на шее совсем скрылись за пыльной корочкой и больше не выделяли жидкости. Не встретив сопротивления, Ник заглянул в рот товарища и увидел, что и там не было слюны. Не было влаги в глазах и носе. Акрош высох за эти тысячи шагов и сам стал походить на пыльную равнину.
Испугавшись, Ник отпрянул назад, засовывая пальцы в собственный рот, отряхивая пыль с рубашки и брюк, понимая, что сам он лишь едва-едва покрылся этой гадостью. В нём было ещё достаточно воды. И он не понимал, в чём такая разница. Почему Акрош быстрее сдаётся, ведь поначалу борьбы было больше в нём.
Остатки разума Акроша проснулись по щелчку, после прикосновения Ника. Мужчина быстро догадался, что с ним приключилась беда. Сообразив какая именно, подивился своей судьбе. Он столько раз бывал в битвах, участвовал в дуэлях, заимел столько врагов… ему было странно понимать, что, скорее всего, окончит жизненный путь здесь, в этой соблазнительной, прохладной пустоте, где столько звенящих колокольчиков, где слышится журчание воды и женский смех…
Очнувшись, маршал помотал головой, заметив, что Ник вновь застыл, погружаясь в пустоту. Приблизившись, он обратил внимание, что свет в груди короля слегка померк, а пыль снизу, без ветра, сама поднимается вверх, потихоньку оседая на королевском теле.
— Неужели мы так просто сдадимся? — в отчаянии пробормотал Ник, возвращаясь назад. — Это место,
Ему показалось, что он это уже говорил. Или подумал. Слова стали сложными, тяжёлыми, они камнем застревали на губах, связывая их, теряя смысл.
Тогда они решили говорить. Что угодно, но не молчать. Снова тронувшись в путь, по очереди рассказывали истории из прошлого. Травили военные байки, делились детскими воспоминаниями. Потом перешли на мечты о будущем. Когда всё закончится, и они победят. Нику особенно тяжело давались эти мысли. И не потому, что он не верил в победу, нет, его тяготила мысль, что после неё его ничего не ждёт.
Пустыня показала себя, когда у них закончились слова о будущем и прошлом. Это было похоже на ветер без ветра. Кожа не испытала прохлады, но пыли стало больше. Теперь она поднималась в воздух сама по себе, скручиваясь в небольшие смерчи и налётная на них со всех сторон, стремясь забраться под одежду и вгрызться в кожу. Глубже, ещё глубже, сквозь лимфы, сквозь подкожную прослойку, мимо сосудов, мимо вен, прямо в мышцы, а затем и в кости.
Это было так, как если бы пустыня устала ждать, когда же они сдадутся. Когда позволят ей увлечь их, уложить спать в дрёму без сновидений, пока они сами не станут песком и пылью. Пока не перестанут быть.
— Я вижу их, — сощурившись, но глядя в противоположную от света сторону, пробормотал Акрош.
— Кого?
— Родителей. И братьев. Они ждут меня. О! Поместье Адегельских. Чтоб меня побрали морвиусы, оно совсем как новенькое! И Тьен, совсем ещё мальчишка, — Акрош счастливо улыбнулся и помахал кому-то невидимому. — Они все там. Ждут меня. Отец разливает виски из старых запасов, набивает трубку. Он всегда гонял меня, ему не нравилось, что я повторяю его привычки, — мужчина рассмеялся, подмигивая пустоте, не обращая внимания, что оказался в центре небольшого смерча, от колен поднимавшегося выше. — И даже Брошин в кресле с книгой… никогда не видел его таким спокойным. Он сам на себя не похож…
Ник встряхнул его, пытаясь вернуть назад. Но Акрош больше не видел пустоты. Вместо пустыни вокруг на сотни метров раскинулся цветущий сад, высаженный его прабабушкой. А вот и она, копается среди яблонь в полосатом переднике, совсем молоденькая, хохотушка с короткими руками. Такая довольная, поглядывает куда-то в сторонку, откуда доносится заливистый смех её дочерей.
Акрош понял, что все поколения, уходящие вглубь истории его семьи, здесь. Почувствовал связь со всеми утраченными близкими и друзьями. Он знал, что если выйдет из сада и чуть пройдётся по туманной аллее, то придёт к дому пропавшего без вести друга Верста. Знал, что, если захочет, отыщет и своего дуэлянта, от руки которого чуть не погиб. Он знал, что тот не держит на него зла и с удовольствием пропустит по стаканчику заокеанского коньяка, вспоминая о прошлом.
Мощный удар в челюсть опрокинул маршала и тот рухнул как подкошенный ослеплённый вспышкой острейшей боли. Кажется, он лишился парочки зубов, кажется, эта боль спасла его жизнь. Он ощупал лицо, замечая, как сквозь пальцы сыпется песок, замечая, каким тонким он стал сам. Одежда висела как на скелете, а пыли было столько, что она собралась вокруг него небольшими холмиками.
— Ты исчезал, — прошептал Ник, помогая подняться. — Заговорил о какой-то бессмыслице, а потом будто заглянул внутрь себя и начал истончаться. С тебя подсыпался песок, и я догадался, что дело дрянь и ты здесь сдохнешь.