Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине
Шрифт:
«А то, что в это время за левым плечом потирали руки и злорадно хихикали, а за правым плечом печалились… то ведь этого не было ни слышно, ни видно…» – заключает писатель. От себя добавим – все шито-крыто. Бога-то нет! Все, все, все дозволяется!
Пей, пей, пей, гуляй! И чревоугодничай! А потом снимай жир с бедер! Ах, как это цивилизованно, вся Америка так делает. Притом, одна половина нации лопается от толщины, другая – от депрессии. Ох, уж это русское чужебесие – подражать во всем иноземцам! Иначе – будешь отсталым – не пьешь, не куришь, телеящик не смотришь, – ясно дело,
След в след… за Солоухиным!
(писатель и читатели-земляки)
Написав статью «Владимир Солоухин: путь к православию», опубликованную в сокращенном виде в газете «Владимирские ведомости» 20 июня 2002 года, я посчитала свой долг по отношению к Владимиру Алексеевичу выполненным. Стала заниматься своими «итальянскими записками русской паломницы – „Верба белая“, но не тут-то было! Пошли отклики на статью.
Мне было сказано на страницах тех же «Владимирских ведомостей», что статья моя «приторный елей», что и неверующие тоже любят Солоухина, что не пристало мне, участвовавшей в 1973 году в атеистической книжке, писать в 2002 году… о православном взгляде (!) на творчество Солоухина! Каково? В огороде – бузина, а в Киеве – дядька! – так русский народ говорит о подобной логике. Страна стала другой. Все члены Политбюро изменили свои взгляды, а Любе – нельзя! Она должна думать только так, как в 1973 году! Улыбнулась я на своих лукавых критиков, перекрестилась, вспомнив Христово изречение: «Благословляйте ваших врагов…» Как верно! Ведь если бы не этот дурной отзыв (и несколько других, – об этом ниже), я бы не взялась за перо, чтобы представлять владимирским читателям прозу Солоухина позднего периода.
Не собиралась я писать эту книгу и потому, что негоже микролитератору, это я, – писать о выдающемся писателе России, имя которого прекрасно обойдется и без моих корявых строк. У каждого человека должно быть свое доброе имя, и нечего прилипать к именам великих…
Однако отклики на статью продолжали поступать, скапливались в моем сознании, и мне стало интересно задавать друзьям, знакомым и незнакомым людям 2002 года простой вопрос: «Кто такой Солоухин?» Что только не услышала. От земляков-то писателя! Вот они, эти мнения.
Первое. «Солоухин? – мой собеседник скривился. – Злой человек, я ему не верю».
Второе. «Солоухин? Прокоммунистический писатель, реакционный, – сказала москвичка, новая русская, – не переубеждайте меня, я сама слышала его выступление по телевидению».
Третье. «Солоухин – фашист. Кто же этого не знает?» – сказал тележурналист.
Четвертое. «Солоухин – атеист, – добавила педагог, – это же видно по его произведениям».
Пятое. «Солоухин – монархист. – Перстень-то с Николаем Вторым, помните»?
Шестое. «Прочитал, прочитал его „При свете дня“, встретил бы сейчас – пулю в лоб, из недобитых». На мой ответ: «Всех не перестреляешь», – была реплика: «Ну, почему же, целиться надо хорошо!»
Седьмое. «Солоухин? Это художник, что ли? Не слыхала, хоть и давно во Владимире живу».
Восьмое. «Солоухин? Первый раз слышу… С Камчатки во Владимир приехал…»
Девятое.
Десятое. «Солоухин? Читал “Владимирские проселки”, когда вышли, а больше ничего не читал».
Одиннадцатое. «Это Солоухин – московский писатель? Да он владимирский, в Алепино родился…»
Двенадцатое. «Это Солоухин – русский? Француз, грузин, киргиз найдут в нем больше, чем русские!»
Тринадцатое. «Солоухин – владимирский? Не сказал бы… Он в Москве всю жизнь прожил…»
Четырнадцатое. «Как вы-то сами, Люба, влипли в православие, ведь Бога-то нет! Да еще Солоухина-атеиста в статью притянули!»
Пятнадцатое. Не читал и не буду.
Шестнадцатое. Не читал и не буду.
Семнадцатое. Не читал и не буду.
Восемнадцатое. Не читал и не буду.
Девятнадцатое. Не читал и не буду.
Последние пять отзывов, назовем их узко-молодежными, как раз и подвигнули меня на написание этой книги. Солоухин неизвестен молодежи? Этого еще на Руси не хватало!
Двадцатое. «Как отношусь к Солоухину? Я так люблю его лирику», – моя знакомая, Инесса Владимировна, тут же начала цитировать стихотворение. И радостно было слушать это рябиновой осенью, освещающей город в 2002 году:
В Иванов день набраться духу
И в лес идти в полночный час,
Где будет филин глухо ухать,
Где от его зеленых глаз
Похолодеют руки-ноги…
И с места не сойти никак,
Но где уж нет иной дороги,
Как только в самый буерак.
От влажных запахов цветочных
Начнет кружиться голова.
И будет в тихий час урочный
Цвести огнем разрыв-трава.
Схвати цветок, беги по лесу,
Он все замки тебе сорвет.
Освободит красу-принцессу
Из-за чугунных тех ворот.
Ах, эти сказки, эти сказки!
Лежим на печке стар и мал…
Снежки, рогатки и салазки
Подчас на сказки я менял…
А жизнь меж тем учила круто,
С размаху била по зубам.
И разъяснил ботаник вскоре…
Права ботаника, права.
Но я-то знаю: в час урочный
Цветет огнем разрыв-трава!
Мы порадовались вместе ее отличной памяти.