Восхождение
Шрифт:
— Ну, так и иди спать, нечего мучиться, — заметила Римма Михайловна.
— Ну, что ты! Такая игра: «Динамо» — «Спартак»! Досмотрю обязательно. Вот сейчас ополосну лицо холодной водой и буду снова как огурчик!
Владимир Ефимович пошел в ванную, а я, рассматривая заграничный альбом семьи Копелевых, фотографии, сделанные за рубежом, подумал, что ветер дальних странствий частенько проникает в уютную домашнюю обстановку этой небольшой квартиры на Ярцевской улице в Кунцеве. И сами эти путешествия тоже становятся своего рода приметой, гранью семейной жизни Копелевых.
Несколько лет назад Владимир Ефимович
— Купаться там негде, — вспоминал он. —Мы привыкли к волейболу, теннису, шахматам. Там этим мало занимаются. Днем я ходил в горы, а вечером куда — в бар? Но не так уже много было у меня злотых. Вот если бы попасть в Закопане зимой. Какое там зимой прекрасное катание на лыжах!
Примерно за два года до своей первой польской поездки Копелев провел месяц во Франции как член советской профсоюзной делегации, приглашенной ВКТ — Всефранцузской конфедерацией труда.
Делегация на машинах объездила всю страну. Владимир Ефимович побывал на севере и на юге. У итальянской, у испанской границы, на катере выходил в Атлантический океан. И это были, так сказать, географические ориентиры путешествия. К ним надо присоединить деловые встречи, связанные с посещением французских строек, заводов, профсоюзных, рабочих организаций. И радость приобщения к памятникам культуры, искусства, истории, к сокровищам Лувра, Версаля, множества музеев, которые не оставляют без внимания все путешествующие во Франции.
— Ох, город! — вздохнул Копелев, вспомнив о Париже.
Привыкший находиться на ногах всю смену и каждый день на своих стройках, Копелев во Франции испытал в полной мере тренированность своих мускулов, обойдя пешком чуть ли не весь Париж.
— Я мало спал и не чувствовал усталости. Мы были во Франции в ноябре шестьдесят седьмого, как раз в дни пятидесятилетия советской власти, — сказал Копелев, — и можете себе представить, с каким чувством мы осматривали ленинские места и как тепло встречали нас французские товарищи.
Я, побывавший во Франции примерно на год раньше, мог себе достаточно рельефно представить и города, и музеи, многое из того, что увидел и пережил или мог увидеть и пережить Владимир Ефимович.
Разглядывая фотографии в альбоме, мы заговорили о музее на улице Мари-Роз, где Ленин прожил три года с Надеждой Константиновной и ее матерью. Копелев хорошо запомнил ту лестницу, по которой когда-то ходил Ильич, и квартиру с двумя комнатами и кухней. Здесь многие годы после Ильича жили семьи французских рабочих, пока в 1956 году Компартия Франции за свои деньги не выкупила эту квартиру и не превратила ее в музей.
И Копелев заметил, что все в этой квартире дышит скромностью и строгой бедностью эмигрантского жилья, на всем отпечаток подвижнического быта, заполненного титанической работой гения.
Стенды с рукописями, экземпляры газеты «Социал-демократ», которая печаталась неподалеку, в типографии «Леклер», подлинный экземпляр «Рабочей газеты» — Ленин получал ее из России, листки рукописей...
Оставив свою запись в книге посетителей, ниже фамилии наших космонавтов, здесь побывавших, Копелев вышел на улицу, сравнительно тихую, лишь с
Я по собственному опыту знаю, как быстро раскрываются люди за рубежом в характере своих интересов, в уровне духовных потребностей. Не исследованию магазинов и витрин и не приобретению сувениров отдавал Копелев свое время, свободное от программы путешествий.
— Я все купил разом в одном большом универмаге около Лувра, — сказал он. — Жене сапоги, пару туфель, кофточки. Себе — ничего. Нет, вспомнил — зажигалку.
Он все больше «глазел на город», как выразился сам, «дышал Парижем», присматривался к рабочему люду Франции. Товарищи из ВКТ устраивали встречи, главным образом по профессиональному признаку. И, бывая на стройках, на заводах, Копелев вглядывался в знакомое и незнакомое, в то чисто национальное даже в характере труда, которое проявляется всюду не менее рельефно, чем уровень технической культуры или организации производства.
Я вовсе не склонен умиляться тем, что бригадир монтажников провел свой отпуск в Закопане. Меня, пожалуй, больше удивило другое, а именно то, как Копелев рассказывал о своих заграничных путешествиях, что говорил он о них как о событиях для него совершенно обычных, естественных, ибо многие из его товарищей-бригадиров не раз уже ездили за рубеж по делам службы и как туристы.
И в этом есть несомненные приметы новизны. Их принесло в рабочую жизнь время шестидесятых — семидесятых годов, время все расширяющихся международных связей и контактов. Я слушал Копелева, его рассказы о деловых зарубежных маршрутах, и подумал, что нельзя не замечать, нельзя не оценить и того духовного эффекта, той большой нравственной прибыли в рабочей жизни, которые приносят такие поездки.
Кроме извечной радости от путешествий, от смены впечатлений, они обогащают рабочего человека еще и новым зрением, новыми знаниями и культурой, формируют его как личность.
Еще быстрее
Ламочкин вставал рано. Привычка эта укоренилась у него еще с той поры, когда он работал монтажником, поднимался в пять утра, с тем чтобы попасть к началу смены в половине восьмого. За двадцать лет, что Ламочкин «протрубил» в московских строителях, редко выдавалась такая удача, чтобы дома, которые он строил, находились близко от того места, где жил он сам. Чаще всего приходилось тратить на метро, трамваи, автобусы час, час двадцать, а то и полтора часа в один конец. Москва-то велика!
Став начальником, Ламочкин прибавил себе сна сначала час, потом полчаса, но все равно позже шести не спал никогда. И организм привык, и время Ламочкин ценил в силу жесткой необходимости успевать делать все, что надо было сделать за сутки.
На строительные объекты, которые располагались в новом районе Вешняки-Владычино, Ламочкин любил выезжать пораньше. И у самого сил побольше, и в начале рабочего дня яснее видишь, как срабатывает во всех звеньях строительный конвейер, насколько хорошо продуман график работ, и всякого рода недоделки, недостатки, допущенные вчера и позавчера, как раз наглядно и выпирают наружу при свете дня, в начале утренней смены.