Восхождение
Шрифт:
«Теперь мы живем под лозунгом: «Даешь пятерку!» И хотя, прибавляя в качестве, мы не снижаем темпов, а следовательно, забот у нас прибавилось, — с 1957 года никто из бригады не уволился».
В ответном письме Бромберг написал Анатолию Михеевичу, что его бригада тоже штурмует новые рубежи и теперь монтирует одиннадцатиэтажные дома за восемьдесят дней. Это известие искренне порадовало Суровцева. Он был уверен, что бригада его берлинских друзей на этом достижении не остановится, пойдет вперед, наращивая темпы.
Побывав уже три раза в Берлине, Анатолий Михеевич испытывал некую душевную неловкость
Но как-то так случалось, что их встреча на московской земле все время откладывалась по разным причинам. В прошлом году Курт Бромберг поступил учиться на заочное отделение Высшей партийной школы в Берлине, и теперь они уже совершенно точно договорились: в августе 1974 года — как только Курт сдаст экзамены за первый курс, он с женой и дочкой вылетает в Москву, в гости к Суровцеву.
Фройндшафт! Это слово часто звучало по радио и телевидению в передачах, которые вели Суровцев и Бромберг, этим словом Курт и Анатолий заканчивали свои письма друг к другу. Дружба! Жизненный опыт подсказывает Суровцеву, что дружба, как нечто живое и трепетное, или укрепляется, или затухает, или разочаровывает, или все больше радует, набирая глубину и искренность, полноту душевной доверительности друг к другу. И, думая о своем, уже пятилетнем опыте соревнования с берлинским строителем, Суровцев чувствовал, что дружба его с Куртом Бромбергом сулит ему впереди немало радостей, что она развивается, набирая высоту и силу. Дружба эта — в восхождении.
Трое в первой шеренге
В день сто первой годовщины со дня рождения В. И. Ленина, двадцать первого апреля семьдесят первого года, Анатолий Михеевич Суровцев получил пригласительный билет на торжественный вечер в Кремлевском Дворце съездов. На билете стоял штамп — «Президиум».
Билет вручили Суровцеву в парткоме комбината. Анатолий Михеевич воспринял приглашение во Дворец съездов как оценку труда его бригады. В дни праздников и торжеств в зале Дворца среди москвичей — рабочих, инженеров, людей науки и искусства, партийных и хозяйственных работников — всегда находилось немало представителей двухсоттысячного отряда строителей столицы.
Вечер в Кремле взволновал Суровцева. Как раз в эти дни бригада досрочно выполнила свой месячный план, как и обещала, ко дню рождения Владимира Ильича. А утром Суровцев прочел в газетах Указ о награждении его и Игоря Логачева орденами Трудового Красного Знамени, а Владимира Копелева орденом Ленина за досрочное завершение восьмой пятилетки.
Когда же на следующий день, ближе к вечеру, Суровцев поехал на Киевский вокзал встречать поезд Будапешт — Москва, в котором возвращался из Венгрии Логачев, в руках у Анатолия Михеевича была газета с групповым портретом строителей,
В ожидании поезда, прогуливаясь по перрону одного из самых длинных московских вокзалов с навесным потолком из легких и красивых металлических стропил, точная копия которого украшает Московский вокзал в Ленинграде, Суровцев думал о своем друге.
Никто больше не встречал Логачева. Его мама была нездорова, а с женой Игорь разошелся. Часто употребляемая формула применительно к такого рода семейным катастрофам: «Не сошлись характером» — и на этот раз подтвердила то, что это самое «расхождение характеров» проявляется после свадьбы, чаще всего в усилиях создать в семье и понимание общих целей, и тождество путей к их осуществлению.
Игорь работал и учился — поступил в институт. Он жил, ценя время, как человек целеустремленный и энергичный, — иначе бы ему и не осилить ту динамичную программу, которую он себе наметил.
А жена? Ее нравственным катехизисом оказалось потребительство, приобретение вещей, или, как она говорила, «разных модных тряпочек».
Как-то в присутствии Суровцева она сказала Игорю:
— Я не понимаю, почему у нас презрительно относятся к людям, которые хотят и могут стать богатыми. Честным путем, конечно. По-моему, лучше стремиться к богатству, чем к пьянству. Пьянице — тому действительно ничего не надо и ничего не жаль.
— Ты странно сопоставляешь, — пожал плечами Игорь. — Почему такие крайности? Я вот не стремлюсь к богатству, но и не пьяница.
— Ты живешь, чтобы работать. А я хочу работать, чтобы хорошо жить. И тут большая разница. Важно, с чего начать. Когда человек богатый, он может заняться и своим культурным развитием, — заявила жена.
Логачев зарабатывал хорошо. Рублей четыреста, а то и больше в месяц. Уровень зарплаты объяснялся высокой интенсивностью труда в бригадах комбината. Самый высокой среди строителей Москвы.
Однако сколько бы вещей ни приобретала жена Логачева, от этого ее желание заняться своим «культурным развитием» что-то не увеличивалось. Игорь как-то сказал об этом Суровцеву, и они от души над этим посмеялись.
Видимо, тот, кто сначала хочет стать богатым, а потом начать духовно интересную жизнь, никогда не насытится первым вожделением и не начнет жизни с иными, более высокими радостями. Ибо духовность — это понятие не сезонное.
Логачев и его жена оказались разными людьми. Но почему же Игорь обнаружил это так поздно? Этот вопрос не раз задавал себе и Суровцев. Игорь же не любил таких разговоров, помрачнев, всегда отмалчивался.
Быть может, вначале невеста старалась показать себя с лучшей стороны, а жених в пору влюбленности хотел замечать тоже только лучшее. Ведь мы обманываемся главным образом тогда, когда сами хотим обмануться. Во всяком случае, то согласие в мыслях, которое составилось у Логачева с женой до свадьбы, после нее уже представлялось Игорю каким-то диковинным сном, в который трудно было поверить.
Развод назревал. Но все же, когда однажды Логачев, вернувшись из служебной командировки, узнал, что жена бросила его, уехала безо всякого предупреждения в другой город, вывезя при этом «под метелку» все из квартиры, даже люстры, это ошеломило его.