Восхождение
Шрифт:
— Итак, товарищи, — начал я, когда официант, доставивший чай, покинул номер, а Мышкин проверил, что нас никто не подслушивает, — подведем итоги первого дня. Впечатления неутешительные, но вполне ожидаемые. Техническая отсталость, финансовые махинации, сопротивление руководства. Прошу каждого поделиться своими наблюдениями.
Мышкин шагнул вперед, доставая из внутреннего кармана небольшой блокнот:
— Начну с оперативной обстановки. Мои люди провели предварительное изучение настроений в коллективе Азнефти. Картина следующая. Руководство тревожно, напряжено, готовится к сопротивлению.
— Каким образом? — спросил я, отмечая промыслы на карте, где предположительно сосредоточены основные махинации.
— Три направления, — Мышкин перевернул страницу блокнота. — Первое. Административное давление через связи в ЦК Азербайджана. Мамедов звонил личному секретарю Багирова сразу после совещания. Второе. Попытка дискредитации наших технических предложений. Рахманов уже готовит «экспертное заключение» о нецелесообразности применения турбобуров. И третье, самое опасное. Возможные провокации или даже… — он бросил быстрый взгляд на полковника Филатова, — силовые методы воздействия.
В комнате повисла напряженная тишина. Все понимали, о чем идет речь. Ставки в нефтяной игре слишком высоки.
— Мои люди усилили наблюдение, — продолжил Мышкин. — Установлены посты у входов в гостиницу, проверяется весь персонал, контактирующий с членами комиссии. Оперативная связь с Москвой поддерживается круглосуточно.
— Что с настроениями среди рядовых нефтяников? — поинтересовался я.
— Здесь картина иная, — Мышкин слегка улыбнулся. — Особенно после того, как по промыслам разнеслась весть о предстоящем испытании турбобура Касумова. Молодые инженеры и техники воодушевлены, старые мастера заинтригованы. Многие годами страдали от технической отсталости и коррупции руководства.
— Да, я заметил на Биби-Эйбате, — кивнул Завадский. — Когда мы с Касумовым осматривали буровые, рабочие подходили, расспрашивали. В глазах читалась надежда на перемены.
— А что с финансами? — я повернулся к Корсаковой. — Успели что-нибудь выяснить?
Корсакова подняла взгляд от бумаг:
— Предварительный анализ уже дает удручающую картину. За последние три года через подставные фирмы выведено не менее сорока миллионов рублей. Оборудование закупалось по тройной цене либо вовсе существовало только на бумаге. Система взяточничества и кумовства пронизывает всю финансовую структуру Азнефти.
— Получается, документы Касумова подтверждаются? — уточнил я.
— Полностью, — кивнула Корсакова. — Более того, реальные масштабы хищений даже превышают его оценки. Если применить эту методику анализа ко всем финансовым операциям Азнефти за последние пять лет, думаю, сумма приблизится к ста миллионам.
— Сто миллионов! — присвистнул Завадский. — На эти деньги можно было бы полностью переоснастить все бакинские промыслы новейшим оборудованием!
— Именно, — подтвердила Корсакова. — Или построить два-три новых нефтеперерабатывающих завода. Или проложить разветвленную сеть нефтепроводов. Но вместо этого деньги
Я задумчиво постукивал карандашом по карте:
— А что с технической стороной, Антон Николаевич? Каковы ваши впечатления от осмотра промыслов?
Завадский отложил блокнот:
— Удручающие. Большинство оборудования не менялось с дореволюционных времен. На Биби-Эйбате до сих пор работают буровые станки Нобелей выпуска 1904–1907 годов! Паровые машины давно исчерпали свой ресурс, но продолжают эксплуатироваться с минимальным обслуживанием. Чудо, что они вообще функционируют.
— Как это сказывается на производительности?
— Катастрофически, — Завадский развернул чертеж. — Скорость бурения в два-три раза ниже возможной. Выход из строя оборудования приводит к регулярным простоям. Травматизм на промыслах вдвое выше среднего по отрасли. А вот что особенно возмутительно, — он указал на схему нефтепромысла, — система извлечения нефти из пластов варварская. Никакого поддержания пластового давления, никакого учета геологических особенностей. Выкачивают нефть как можно быстрее, истощая месторождения без возможности восстановления.
— Это подтверждает и профессор Алекперов, — добавил я. — Хотя он сам часть этой системы, но как ученый не может не признавать пагубность таких методов.
— А с точки зрения военных потребностей? — обратился я к Филатову.
Полковник подался вперед:
— Ситуация критическая. Для современных авиационных двигателей требуется бензин с октановым числом не менее восьмидесяти семи, а бакинские заводы выдают в лучшем случае семьдесят шесть. Объемы производства не покрывают и половины потребностей воздушного флота. При нынешнем положении дел, в случае военного конфликта, наша авиация столкнется с острейшим дефицитом топлива.
— Что требуется для исправления ситуации?
— Модернизация нефтеперерабатывающих заводов в кратчайшие сроки, — Филатов был краток и четок, как подобает военному. — Внедрение каталитического крекинга, о котором говорил Касумов, позволит значительно повысить октановое число и увеличить выход бензина. Но потребуются серьезные капиталовложения и, главное, квалифицированные специалисты.
— Которые есть, но игнорируются нынешним руководством, — заметил я. — Касумов яркий пример. Сколько еще таких талантов прозябает на второстепенных должностях, в то время как их разработки кладутся под сукно?
— Немало, — подтвердил Мышкин. — По нашим данным, только в техническом отделе Азнефти не менее десятка перспективных молодых инженеров с рационализаторскими предложениями, которые систематически отклоняются без объяснения причин.
Я встал и подошел к окну. Ночной Баку раскинулся внизу россыпью огней. Вдалеке мерцали огоньки нефтяных промыслов, как символы национального богатства, находящегося под угрозой разграбления.
— Итак, товарищи, картина ясна, — подвел я итог. — Необходима комплексная реорганизация всей системы управления Азнефти. Кадровые перестановки, внедрение новых технологий, изменение финансовой политики. И сделать все это необходимо в кратчайшие сроки.