Восхождение
Шрифт:
Предстояло не просто отчитаться о проделанной работе, но и убедить вождя в перспективности новых направлений, получить ресурсы для дальнейших исследований.
И, возможно, самое важное — осторожно напомнить о Дацинском месторождении вблизи КВЖД. Этот регион мог стать ключевым в борьбе за энергетическое будущее страны, если мне удастся убедить Сталина в необходимости укрепления советских позиций на Дальнем Востоке.
Впереди пять часов напряженной подготовки к самому важному докладу в моей жизни. Доклад, который
Кабинет, выделенный мне в наркомате, находился на третьем этаже и выходил окнами на Мясницкую.
Солнечный свет, пробивавшийся сквозь высокие окна, золотил потертую поверхность старинного дубового стола. Стены украшали производственные диаграммы и карта промышленных объектов СССР. В углу располагался массивный несгораемый шкаф для хранения секретных документов, а рядом со столом стоял телефонный аппарат правительственной связи.
Я разложил материалы, мысленно выстраивая структуру предстоящего доклада. Сначала результаты реорганизации Азнефти и внедрение турбобуров.
Здесь у меня есть конкретные цифры, которые любил Сталин. Затем перспективы «Второго Баку».
Карты, прогнозы запасов, экономические выкладки. Потом танковый проект. Здесь придется признать возникшие трудности, но сразу предложить пути решения. И наконец, самое рискованное — Дацинское месторождение и связанные с ним геополитические вопросы.
Минут через десять в дверь постучали. На пороге стоял молодой инженер в аккуратном, но видавшем виды костюме.
— Товарищ Краснов? Меня прислали из геологического отдела с последними данными разведки, — он положил на стол толстую папку. — Здесь отчеты по Татарскому промыслу за последний месяц и предварительные результаты бурения возле Бугульмы.
Я быстро пролистал документы. Новые данные подтверждали мои расчеты: Ромашкинское месторождение даже богаче, чем я предполагал.
— Спасибо, товарищ. Кстати, у вас есть более детальная карта этого региона?
— Найдется, конечно, — кивнул инженер. — Пришлю с курьером.
После его ухода я погрузился в изучение цифр и графиков. Потенциал «Второго Баку» выглядел впечатляюще.
По предварительным оценкам, запасы составляли не менее двух миллиардов тонн. А может, и больше. Тем более, что только я знал точно, где искать.
Вполне сопоставимо с Бакинским нефтеносным районом. При правильной организации добычи к 1940 году можно было выйти на объем в двадцать-двадцать пять миллионов тонн ежегодно.
Телефонный звонок прервал мои расчеты.
— Товарищ Краснов? Говорит Рихтер, Татарский промысел, — раздался в трубке знакомый голос с легким немецким акцентом. — Получил вашу телеграмму. Докладываю: скважина номер восемь дала фонтан! Дебит превышает сто тонн в сутки, нефть высочайшего качества, легкая, малосернистая.
— Превосходно! — я быстро записал цифры на полях отчета. — Как глубина залегания?
—
— Составьте подробный отчет и срочно вышлите, — распорядился я. — И Антон Карлович, начинайте подготовку к расширению. Понадобится оборудовать не менее пятидесяти новых скважин в ближайшие полгода.
— Уже составил предварительную смету, — отрапортовал Рихтер. — Вам потребуется добиться выделения дополнительных фондов на металл и технику. И еще, нам катастрофически не хватает инженеров и буровых мастеров.
— Решу этот вопрос, — заверил я. — Удачи вам. Держите меня в курсе.
После разговора с Рихтером я связался с Касумовым в Баку. Молодой инженер доложил о ходе производства турбобуров и первых результатах установки каталитического крекинга. Его детальный, пересыпанный техническими терминами рассказ я конспектировал, выделяя ключевые цифры для предстоящего доклада.
Около двух часов дня появился Мышкин. Как всегда аккуратный, с непроницаемым лицом и внимательным взглядом, он осторожно прикрыл за собой дверь и положил на стол тонкую папку с грифом «Совершенно секретно».
— Последние разведданные по Дальнему Востоку, — негромко произнес он. — И немного о танковых разработках в Германии.
Я открыл папку. Первый лист содержал сводку о передвижениях японских войск вблизи границы с Маньчжурией. Второй — донесения агентов о подготовке некой операции японским генеральным штабом. Третий — фотографии немецких танковых чертежей, тайно полученные нашей разведкой.
— Пока что никаких признаков концентрации японцев в районе Мукдена не наблюдается — пояснил Мышкин. — Наши источники не подтверждают о подготовке провокации.
Я внимательно просмотрел документы. Ладно, пока не подтверждают. Посмотрим, потом, как запоют.
— А что с немецкими танками? — спросил я, разглядывая фотографии чертежей.
— Как видите, они экспериментируют с расположением брони, но пока не пришли к наклонным листам, — ответил Мышкин. — Их основная проблема — слабые двигатели. Они по-прежнему делают ставку на бензиновые моторы. И заметьте, качество оптики у них на голову выше нашей.
Я кивнул, рассматривая детали немецкого оптического прицела.
— Нам крайне необходим технологический обмен в этой области, — задумчиво произнес я. — Можно ли организовать официальную делегацию в Германию или Чехословакию для переговоров о совместном производстве оптики?
— Вполне, — Мышкин сделал пометку в своем блокноте. Затем оглянулся на дверь, будто проверяя, не подслушивает ли кто, и наклонился ближе: — Будьте осторожны с восточным вопросом. Такие геополитические инициативы требуют тонкого подхода. Сталин может воспринять это как вторжение в сферу чистой политики, которую считает исключительно своей прерогативой.