Восьмая горизонталь
Шрифт:
– Какое же вам еще нужно признание, Исаак Исаакович? Знаете, как вас похоронят?
– Ну-ка, ну-ка!
– Ваш гроб понесут три герцога и два графа.
– А какие герцоги, ну-ка, титулы?..
– ...Это ничего... Это даже неплохо. Все-таки в Англии умеют ценить ученых!
– А Бэкон? А Томас Мор? Вспомните, чем они кончили!
– Вольно ж им было дружить с королями и лезть в политику! Я вот краешком коснулся политики - из-за ирландской медной монеты - знали бы вы, что мне устроил декан Дублинского собора!
– Великий
– Что-то многовато в вашем времени великих. И Петр, и я, и Свифт. Неужели этого брызжущего ядом попа тоже помнят?
– Помнят. Только, поверьте, не за те памфлеты, в которых он поминал вас, Исаак Исаакович.
– И на том спасибо. А то обвинить в желании нажиться меня! Меня, который мог бы - стоило захотеть - стать богаче самого Креза!
– Вот из-за этого-то я к вам и явился, Исаак Исаакович. Не могли бы вы рассказать читателям нашего журнала...
– О своем способе разбогатеть? С вашего разрешения, сэр, я проснусь. Советовал бы вам, любезный сэр, сделать то же.
Парик по-совиному взметнул над головой Ньютона своими крыльями буклями. Серебряная чашечка опрокинулась, и песок из нее полетел мне прямо в лицо. Я встряхнул головой, и у меня перед глазами поплыли, растворяясь в воздухе, скульптурная чернильница, тяжелый стол, стройная фигурка в старинном кафтане, громадное кресло и стены, обшитые дубовыми панелями.
И когда через секунду я сидел на своей постели, вертя головой, ошалело оглядывая веселенькие обои и неотделанные книжные полки, только вытряхнувшийся из волос песок напомнил мне о сне. И то память тут же подсказала, что этой ночью я ходил купаться, а пруд был мутноват, и, значит, у этого песка куда менее романтическое происхождение.
5. ФЕРЗИ И ДАМКИ
Бутылка была уже на исходе. Нам вполне хватило литра сухого вина, чтобы прийти в философское настроение.
– Пробую я, пробую варианты, и начинает мне казаться, что все это напрасно. Напрасно, но не зря. Зато я как следует познакомился с тобой, сказал Илья.
– Знаешь, Рюрик, давай я тебя устрою в один НИИ, там нужен человек для связи с прессой. Сенсаций у них - не оберешься, и ты будешь всю информацию из первых рук получать. Книгу напишешь, да не одну. Диссертацию защитишь. За шагом шаг, всего добьешься. Верное дело! Рюрик, ей-богу, я тебя не осуждаю, но согласись, для тебя вся эта история с золотом - только шанс с ходу попасть в дамки. Славы хочешь?
– Естественно, хочу.
– Да ведь зубы у тебя не те. И-душа...
– Спасибо за комплимент. Но при чем здесь зубы?
– Чтобы за один ход попасть в дамки, надо съесть уйму чужих шашек, мой милый журналист. А я предпочитаю шахматы. Пешка идет, идет в ферзи и все прямо, вкось поворачивает, только когда кого-нибудь ест. Но может обойтись и без этого. Я, кстати, уже на шестой горизонтали...
– Откуда цифра, приятель?
– Пятая горизонталь - кандидатская степень, четвертая - аспирантура, третья - университет... А со второй - пешка ход делает!
– Значит, седьмая горизонталь, когда член-корреспондентом
– Точно! При вперед да работай как черт - доберешься.
– Это в твоем деле, приятель. А в моем... У нас четкой лестницы рангов нет. Пешки прыгают порою через клетки. Но ферзи-то, разумеется, есть. И я хочу в ферзи - только тоже без кривых ходов; по прямой дороге.
– Боюсь, тупик это, а не дорога. Попался я вслед за тобой на безумное совпадение. Ах, гинеи, гинеи... Пойдешь, куда тебя зову? В НИИ?
– Хочешь, чтоб от Шанса я отказался? От удачи?
– Ладно, не буду, не буду. Кстати, не сбегать ли еще за-бутылочкой?
– Жаль, но придется отложить. Сегодня вечером - уже договорился встречаюсь с философом, которого надо уговорить подключиться к нашей группе.
– Господи, да зачем нам еще и философ?
– Еще как нужен! Представь, я ему кое-что о наших идеях уже рассказывал, так он говорит: "Вы, на мой взгляд, пользуетесь не теми мерками. Вот на карте в меркаторовской проекции Гренландия куда больше Австралии. А на самом деле - меньше. Плавать удобнее "по Меркатору". Но путь, который пройдет корабль, надо измерять по глобусу. Ученые Европы, начиная с вашего Ньютона, создали свою формальную логику. С ней очень удобно делать открытия, но меры и формы мира она искажает". Каков образ, а?
Проблема золота не решалась.
Уже и Юра-историк у меня дневал и ночевал.
Уже и надменный Михаил Илларионович звонил мне в редакцию и домой, доставал для нас на время старинные печатные трактаты и даже рукописи, зазывал к себе нас всех троих - физика, историка и журналиста - и начинал рассказывать про Роджера Бэкона и Раймонда Луллия, про Агриппу Неттесгеймского, у которого черт служил собакой, про Парацельса, полагавшего, что Мартин Лютер недостоин завязать ремни на его башмаках.
– Нет, вы скажите мне все-таки, Юрий Иванович, - говорил он, тыкая Юру в грудь пальцем, - откуда у Сен-Жермена были деньги?
– Я не знаю, кто такой Сен-Жермен, - жалобно подавал голос Илья.
– Авантюрист середины восемнадцатого века, действовал в основном во Франции, - быстро говорил я.
– Да ты не отвлекай их, потом тебе все Юра объяснит.
– Есть мнение, - отвечал Юра Михаилу Илларионовичу, - что этот Сен-Жермен был сыном банкира и испанской королевы, потому и был богат, с одной стороны, а с другой - потому и напускал на себя таинственность.
– Ха! Это ж у вас по Кузьме Пруткову:
Раз архитектор с птичницей спознался,
И что же! В детище смешались две натуры:
Сын архитектора - он строить покушался,
Потомок птичницы - он строил только куры...
А может быть, ваш Сен-Жермен тоже умел делать золото, а?
И сразу становилось ясно, что академик нас провоцировал. То он пытался уверить нас, что искусственное золото получали еще в Древнем Риме, то вспоминал классическую формулу Марка Твена: "Знания, которыми не обладали древние, были весьма обширны".