Восьмая жена Синей Бороды
Шрифт:
— Дурак.
— Лягушка.
— Лучше скажи, что же сказала тебе гадалка, что ты назвал ее шарлатанкой.
— Как и тебе. Ерунду какую-то.
— Ну скажи, а.
— Ладно, — нехотя согласился Жан. — Сказала она, что мне нравится девушка. Что мы поженимся и будем жить долго и счастливо.
— И что? Хорошее же предсказание. Почему сразу шарлотанка? Все женятся рано или поздно. Так что это предсказание точно сбудется.
— Не сбудется, — угрюмо ответил он.
— Почему?
— Потому что эта девушка никогда на меня
— Это почему же? — возмутилась Энни. — Знал бы ты, какой ты красивый, видный, веселый, сильный, ты бы такое не говорил! И что это за цаца от тебя нос воротит? Дочка пекаря Анхелика? А может, Мирта? Или Вивьен? — Эниана перебрала всех, кого считала красавицами, потом миловидных и уже дошла до дурнушек, но Жан качал головой и улыбался.
— Не старайся, я тебе все равно не скажу.
— Хоть намекни. А она красивая?
— Очень.
— Значит, точно Анхелика. Или Вивьен. Почему же они тебе не отвечают взаимностью? Радоваться должны, что нравятся тебе. Или? — Эниану осенила догадка. — Или эта девушка просто не знает, что нравится тебе?
— Да.
— Ну вот! Я же говорила, что знаю толк в этих делах, — Эниана широко улыбнулась.
— Ты? — Жан скептически поднял бровь. — Откуда?
— Да я столько книг о любви прочла! Так что можешь смело консультироваться у меня. Послушаешь моих советов, и уже к следующему лету обзаведешься женой.
— И что ты мне посоветуешь?
Эниана так увлеклась идеей позаботиться о счастье Жана, что не заметила в его глазах смешливых искорок.
— Ну, для начала нужно как можно больше времени проводить на глазах у объекта любви. Иначе когда же твоя избранница сможет хорошенько тебя рассмотреть, если ты все свободное время торчишь рядом со мной?
— Ты права.
— Запоминай. Когда ты будешь неподалеку от нее, нужно смотреть на нее так, чтоб она мучилась догадками, смотришь ты на нее или нет.
Жан потянул ее за рукав и заглянул в лицо:
— Так, что ли? — его левый глаз скосился к переносице, а правый закатился вниз.
— Ого! Как это у тебя получается? — восхитилась Энни.
— Так ты одобряешь?
— Если ты будешь так смотреть на возлюбленную, то до смерти останешься холостяком.
— Хорошо. Какие еще будут советы?
Энни задумалась.
— Тебе нужно быть или томным страдальцем, вздыхать и смотреть долгим взглядом в Ее сторону или, наоборот, дерзким, самоуверенным, немного надменным.
— А обычным быть нельзя?
— Обычным будешь тогда, когда начнется «они жили долго и счастливо». Какая романтика может быть с обычным?
За болтовней Энни не заметила, что они добрались до палатки Якоба. Покупателей уже не было и довольно давно, судя по тому, что мужчины и их недавний враг-гончар расслабленно делили трапезу, расположившись в стороне у телеги. Видимо, как только наступили сумерки, люди из торговых рядов переместились на площадки с танцами, представлениями, едой и питьем. Даже сюда доносились звуки музыки
— Нагулялись? — поинтересовался Якоб. — Садитесь есть.
Энни скользнула взглядом по Францу. Устал, бедненький.
— Я не голодна. Я бы уже легла спать.
— А я поем, — Жан присел к костерку, рядом с которым на камнях стоял котелок с жидкой кашей.
Якоб неохотно поднялся и проводил Эниану в палатку.
— Тит принес тебе досок, чтоб не просквозило с земли. Вот одеяло. Отдыхай. Отцу скажи, что ночевала в «Хромой собаке». Поняла?
Эниана кивнула, и, пожелав доброй ночи, устроилась на жесткой лежанке.
Глава
Утро разбудило Эниану громкими, знакомыми звуками — стучал молоток по заготовке. Она приподнялась на локтях и осмотрелась. Якоб стоял у прилавка и показывал покупателю кухонные ножи. Судя по образовавшейся очереди, его товар пользовался спросом. Немудрено, руки у Якоба были золотые. Жители соседних деревенек приезжали в Ольстен только ради искусного кузнеца. Даже несколько знатных господ из города были постоянными клиентами Якоба. К гордости Энианы, про Франца говорили, что совсем скоро по уровню мастерства он сровняется с отцом.
Энни сладко потянулась и зевнула, потом спешно пригладила волосы и выбралась наружу. Сразу же на нее нахлынули звуки проснувшейся ярмарки — гомон прохожих, цокот копыт, скрип колес. Франц, сосредоточенный и прекрасный как греческий бог, на потеху собравшимся зрителям ковал подкову. Жан был на подхвате, раздувал меха, держал заготовку, пока Франц орудовал молотом. Франц умел работать красиво. Каждое его движение было выверенным, ни единого лишнего шага или взмаха руки. Энни завороженно, как и десяток других обступивших его людей, смотрела, как раскаленный в пламени походного горна до бело-золотистого цвета металлический прут под ударами молота, остывая, краснеет, как осыпается пепельными чешуйками окалина. Франц раз за разом помещал заготовку в пылающий горн, вытаскивал ее и наносил точные удары, придавая форму полукруга. Затем нанес зубилом бороздки, проделал пробойником отверстия для гвоздей и опустил подкову в воду. Вода в бадье зашипела, зафыркала, поднялась с поверхности густым, молочным паром. Завершив представление, он улыбнулся и предложил приобрести подковы в лавке отца:
— Такая покупка всегда будет впрок, даже если у вас нет лошади. Все же знают, что подковы приносят удачу.
— А вы сможете для меня выковать подкову на удачу, — выкрикнула юная дама из толпы.
— И для меня выкуйте, — вторила ей другая.
Это разозлило Эниану. Видно же, что девушки из зажиточных семей. Что они вообще забыли в ремесленных рядах? И дались им эти подковы!
— Жан, составишь мне компанию? Я хочу позавтракать, — эти наглые дамочки, заглядывающиеся на ее Франца, испортили ей настроение, и теперь Энни хотелось поскорее уйти отсюда, чтобы не видеть ни Франца, ни их.