Восьмое Небо
Шрифт:
– Она окончательно придет к выводу, что никакого сокровища нет, - мрачно согласился Дядюшка Крунч, - Едва ли из нее когда-нибудь получится настоящий пирасткий капитан, но делать выводы она умеет. Этому их в Аретьюзе натаскали будь здоров…
Некоторое время они оба молчали. Дядюшка Крунч вновь испытал короткий приступ зависти – гомункулу, в отличие от него, не надо было делать вид, будто он увлеченно разглядывает горизонт.
– Говорят, мы, гомункулы, в некотором отношении похожи на людей, - обронил вдруг «Малефакс», - Но это не так. Наши чары и их мысли действительно могут взаимодействовать, пусть и на очень далеком уровне,
– Я не человек, - напомнил ему Дядюшка Крунч, разминая скрипучий сустав, - Думал, ты заметил…
Гомункул усмехнулся. Небрежно, как умеют делать только гомункулы.
– Наша прелестная капитанесса долгое время находится в плену спасительных иллюзий, но пришла к выводу, что сокровища ее деда не существует. Вы доподлинно знаете самую большую и самую постыдную тайну Восточного Хуракана, но все равно полагаете, что сокровище где-то ждет нас. Хотел бы я знать, как у вас это получается – приходить к выводам, которые прямо противоречат предпосылкам… Иногда это кажется мне столь чудовищным парадоксом, что я едва не впадаю в забытье.
– В этом нет никакого парадокса, - Дядюшка Крунч, осторожно проверив колено, принялся спускаться с квартердека, стараясь не переносить на одну ногу всю массу большого неуклюжего тела, - Просто иногда нам свойственно идти наперекор ветру, даже когда в этом нет никакого смысла.
– Не понимаю, - признался «Малефакс», поразмыслив, - Все равно не понимаю.
«Я тоже, - мысленно ответил Дядюшка Крунч, - Куда мне и пытаться…»
– Просто ты еще молод, свистун, - проворчал он вслух, - Вот поживешь с мое!..
* * *
Он надеялся, что всевидящий «Малефакс» не заметил, с каким трудом дался ему этот спуск. Несмотря на то, что он старался не опираться на правую ногу, к тому моменту, когда он добрался до верхней палубы, недовольный скрежет колена успел превратиться в тревожный глухой лязг. Нога вела себя самым отвратительным образом, все норовила подогнуться в самый неподходящий момент, дрожала, дергалась… Ступив на палубу, Дядюшка Крунч решил дать ей передышку, хоть и знал, что это бесполезно. В отличие от плоти, сталь не может восстановить сама себя, у нее есть запас прочности, за пределами которого она становится уязвима. И этот предел, судя по всему, был давным-давно им пройден, как бы ни хотелось ему думать об обратном.
Колено барахлило уже давно, но Дядюшка Крунч знал, что испытанные средства, щетка и масленка, уже не в силах ему помочь. Судя по всему, окончательно деформировался коленный шарнир, смяв сложные внутренние крепления и защемив гироскоп. Он никому не говорил об этом, даже Тренчу. Рыба-инженер, конечно, славный малый, и Корди его обожает, но тут он бессилен помочь. Здесь нужен не мальчишка с гаечным ключом, а десяток опытных инженеров с королевскими патентами и заводским оборудованием – чтобы извлекли всю истершуюся начинку, разложили на палубе блестящие медные потроха, может даже вытряхнули из головы тяжелые мысли…
Дядюшка Крунч тихо вздохнул, пытаясь неловкими человеческими движениями вправить поврежденный сустав. Правое колено досаждало ему больше всего, но оно не было единственной вещью, отравляющей ему жизнь в последнее время. Все чаще сбоил центральный редуктор, вынуждая его застывать в нелепой позе, вторая и третья фрикционные муфты время
Некоторые из них накапливались годами, выжидая миг его слабости. Тогда ему казалось, этот миг никогда не наступит. Он в одиночку поднимал паруса, бравируя перед Ринриеттой и не обращая внимания на скрип металлических жил. Силы казались безграничны, как небесный океан, и он безоглядно черпал их, не оставляя запасов на черный день. Пока не вспомнил, что такое предел прочности.
Дядюшка Крунч замер возле трапа, ведущего на нижние палубы. Спуск туда плохо давался ему и в лучшие времена, сейчас же, чувствуя тошнотворную слабость гироскопа, кренящего тело на правый бок, он опасался того, что в лучшем случае замрет на полпути, а то и вовсе рухнет, дребезжа, как куча старого хлама из тачки старьевщика. Но этого он не мог себе позволить. Он должен выглядеть сильным – ради Ринриетты и всех прочих. Годами он олицетворял несокрушимую прочность корабля и волю его капитанессы. Это помогало – в те моменты, когда всеми прочими овладевала слабость. Это было частью заведенного порядка. Дядюшка Крунч вел себя как брюзгливая развалина, но все знали, что именно на его силе держится все здесь. Может изменить компас, может соврать ветер, солнце может встать на юге, но Дядюшка Крунч, стальной помощник капитана, всегда будет на своем месте. Кто из них задумывался о запасе прочности?..
– «Малефакс», свистни Габерона! – буркнул он, стараясь придать голосу желчные интонации, - Если я спущусь на гандек, чего доброго, еще потеряюсь там, а срок, отпущенный Ринриеттой, почти вышел.
– Осталось еще десять минут, - возразил кто-то спокойно, - Не беспокойся, я не заставлю капитанессу сердиться.
Это был Габерон. Он поднимался вверх по трапу, беспечно заложив руки за спину и насвистывая себе под нос. Когда он вынырнул на солнечный свет, Дядюшка Крунч, не удержавшись, фыркнул:
– Что это с тобой?
Габерон и верно выглядел непривычно. Ни шелковой рубахи, ни щегольского камзола с золотыми шнурами, всего лишь простой формандский китель с высоким воротником да блестящими пуговицами. Дядюшка Крунч напряг память, пытаясь вспомнить, не в этом ли одеянии Габерон когда-то впервые ступил на палубу «Воблы», но ничего не вспомнил. Даже памяти верить нельзя, подводит, как шестерня с искрошившимися зубцами…
– Решил не утруждать себя багажом, - Габерон сверкнул зубами, так беспечно, словно не поднимался по трапу в последний раз, - Я тут подумал, что на необитаемом острове, должно быть, будет не очень много публики, верно?
– Ну…
– Мои тряпки отдай Тренчу, пусть использует их на ветошь. Не то скоро перемажется в масле до такой степени, что будет напоминать дикаря из южных широт… И не забудьте позаботиться о мадам Жульетте, ее я тоже оставляю на ваше попечение. Держите ее в китовой смазке и не полируйте, а то мигом заржавеет.
– Ты и пушку решил нам оставить?
Канонир беззаботно пожал плечами.
– А что ей делать на необитаемом острове? Палить по медузам?
– Ну, я…
– Проводи меня до шлюпки. И, черт побери, постарайся выглядеть как-нибудь более… внушительно, что ли. Я хочу запомнить этот момент.