Восьмой Артефакт

Tomok0

— Успокойся, я не могу это слышать, — резко произнесла Латифа, поморщившись от резких звуков страха и отчаяния девушки. — Когда ты поняла, что это был ритуал Фиделиуса?

— Не так давно, я наткнулась случайно на книгу в библиотеке отца, — всхлипывала девушка. — Но я боюсь. Он убьёт меня теперь, потому что понимает, что я не буду хранить его тайну!.. Он вернулся вчера поздно ночью, злой как нунду, не захотел со мной разговаривать. А я видела, что он ранен! Я подглядывала… У него бинты под рубашкой, и он просил у джинна заживляющее зелье!

Латифа и Малфой в страхе переглянулись.

—

А полчаса назад ворвались авроры и стали обыскивать дом! — тряслась Амина. — Я поняла, что это за Джарваном и сразу же попросила джинна перенести меня сюда! Я боюсь, он найдёт и убьёт меня…

— Ты будешь под надёжной охраной, мы защитим тебя, — Латифа приобняла девушку и кивнула Малфою на амулет. — Вызывай аврора Поттера, Драко.

Малфой выхватил амулет и передал сообщение Гарри.

Латифа тем временем усадила девушку на диван и сняла свой платок.

— Ты не узнаёшь меня, Амина?

— Нет, госпожа, — девушку трясло, и она нервно вертела свою волшебную палочку в руках. Она выглядела сейчас совсем ребёнком.

— Не удивительно, — улыбнулась она, — когда я сбежала из страны, ты была совсем ещё малышкой.

— Это ты? — поразилась Амина, уставившись на неё. — Та самая Латифа, у которой получилось сбежать?

— Именно так.

— Но… Отец говорил, что перережет тебе горло, если ты явишься домой!

— Не посмеет. Я под защитой Магической Британии, а он сложил свои полномочия, — уверенно ответила Латифа. — И я вытащу тебя отсюда.

Раздался хлопок аппарации, а за ним ещё два. Посреди номера стояли два аврора Магической Британии и министр.

Кингсли окинул взглядом собравшихся и спросил:

— Что произошло?

— Мы нашли Хранителя.

***

Гермиона очнулась и поняла, что лежит на каменном полу. Она даже не сразу осознала, что открыла глаза — вокруг была кромешная тьма.

Картинки омерзительным калейдоскопом возникали в сознании. Направленная на неё палочка, холодный голос, произнёсший круцио, и волны боли, которые дробили и выворачивали её наизнанку, вынуждали выгибаться с нечеловеческими криками. И единственная мысль, которая билась в голове: «Мерлин, не дай моему ребенку умереть!».

Она не знала, сколько это продолжалось, спасительная тьма накрыла её, и сознание отключилось.

Гермиона зажмурилась, словно отгоняя видения, и осторожно села, чувствуя мелкую дрожь рук и лихорадку. Тело помнило эти ощущения после круциатуса, и она очень боялась, что её накроет панической атакой.

Руки нашли живот, и она прислушалась к своим ощущениям. Мерлин, она не могла потерять ребенка. Но как узнать, что с ним всё в порядке, если такой маленький срок? По крайней мере, она не истекала кровью.

Затаив дыхание, Гермиона сканировала свой организм, пытаясь почувствовать, всё ли в порядке. Она попробовала осторожно встать, выставив руки перед собой, и нащупала каменные стены.

Тело не подавало никаких тревожных сигналов, и она снова села, пытаясь сосредоточиться и с помощью окклюменции вытеснить панику, подкатывающую к сознанию.

Похоже, с ребёнком всё было в порядке, с облегчением думала она.

Ни на минуту она не пожалела о

том, что сделала. Гермиона уповала на то, что Джарван будет в ярости и бросит её в тёмный подвал, и это даст фору её спасителям. Из-за того, что эмир был ранен и сбит с толку неожиданным нападением, он не мог применить заклятие в полную силу, поэтому круцио хоть и было болезненным, но явно не нанесло ей серьёзных травм. Теперь, если ей повезёт, она будет сидеть в этом подвале, а не активировать артефакт, чтобы убить ещё нерождённого ребёнка невинной девушки.

Конечно, Джарван остынет и явится к ней, чтобы надеть кулон. Но она будет надеяться, что помощь придёт раньше. К тому же, первый этап ритуала не предполагает собой именно зачатие, насколько она помнила. Сначала ей должны нарисовать руны на руках.

Поэтому Гермионе ничего не оставалось, как запастись терпением и привалиться спиной к сырой стене подвала. Она закрыла глаза. Всё равно в темноте ничего не было видно, а пялиться в кромешную тьму не было смысла.

Сколько она так просидела, она не знала. Услышав вдруг звуки шагов и скрежет отпираемой двери, Гермиона подобралась и открыла глаза.

Свет ослепил её, и она, прищурившись, смотрела на посетителя. Точнее, на посетительницу.

На неё хмуро смотрела Айше. Гермиона осталась сидеть, не двигаясь.

— Ты напала на господина, и он очень зол на тебя, — обличающе сказала Айше. — И вместе с этим, он зол на всех нас. Ты ещё глупее, чем я думала.

— Зачем ты пришла? — глаза резало из-за света, и Гермиона с трудом различала черты гостьи.

— Рашид сказал дать тебе еду и воду, — Айше поставила на пол тарелку с лепёшкой и кувшин воды. — Не бойся, они не отравлены. Хотя теперь это всё неважно. Ты годишься только для использования на тебе тёмных артефактов. Я даже благодарна тебе за это в некотором смысле. Я останусь для господина первой.

— Мне всё равно. Я не просила, чтобы меня похищали.

— Ты ждёшь помощи. Но она никогда и ни к кому не приходила сюда.

Гермиона проглотила панику, охватившую её при этих словах. Внезапно, поддавшись порыву, она тихо произнесла:

— Айше, я беременна. Понимаешь? Ты любишь своего господина, а у меня тоже есть человек, которого я люблю, и он любит меня. И у меня будет от него ребенок. Я не могу и не хочу быть с твоим господином.

Судорожный вдох раздался со стороны двери, и Гермиона подняла глаза на посетительницу. Наконец на её лице можно было увидеть что-то иное, кроме равнодушия. Она поражённо смотрела на Гермиону.

— Ты… ранила моего господина, чтобы он не трогал тебя?

Гермиона кивнула. Она вдруг ощутила страшную жажду и взяла кувшин, чтобы сделать несколько больших глотков воды.

Айше пристально наблюдала за её действиями. Затем она засунула руку в глубокий карман, достала маленькую бутылочку с какой-то жидкостью и протянула Гермионе.

— Возьми… Выпьешь незаметно, когда за тобой придут.

— Что это? — Гермиона машинально крутила склянку в пальцах, разглядывая.

— Отсроченный яд. Как только ты его выпьешь, через тридцать минут безболезненно умрёшь. Все подумают, что у тебя не выдержало сердце.