Восьмой дневник

Губерман Игорь Миронович

в окно гляжу,

для жизни главное – движение,

а я лежу.

* * *

Светла житейская дорога,

с удачей в тесном я соседстве:

покуда жив, и пью немного,

стихи текут, как сопли в детстве.

* * *

Жить со всеми ловчит наравне,

проклиная разрыв и отличия,

мой великий народ, не вполне

понимающий цену величия.

* * *

Свирепо властвует над нами

благословенный

и клеймёный

то серафим с шестью крылами,

то змей зелёный.

* * *

Что автор песен одинок –

печаль, текущая веками,

поскольку песни – лишь дымок

над шашлыками.

* * *

В былое тянутся ступени

уплывших лет,

а на ступенях – тени, тени

тех, кого нет.

* * *

Давно бы я устал и сник,

пустив себя в распад,

но кто-то, явно мой двойник,

мне тычет шило в зад.

* * *

Когда в раздумьях я скисаю,

то мне Творец не шлёт совета,

а если жребий я бросаю,

то на ребро встаёт монета.

* * *

Я выпил, и немного полегчало,

оглядываться незачем назад,

а завтра я затею всё сначала,

и жизнь моя распустится, как сад.

* * *

Люблю народные речения,

мне по душе они и впрок,

в них не тоска нравоучения,

а долгих сумерек урок.

* * *

А если сильно загрущу,

что стал я нелюдимым,

то выпью чуть и закушу

табачным дымом.

* * *

Нынче я много реже шучу,

и свою неприкаянность чувствую,

и в нечастых застольях молчу,

и старательно всюду отсутствую.

* * *

Я народный не слушаю глас

и не верю народному эху –

слишком много повсюду сейчас

расплодилось отзывчивых йеху.

* * *

Мне возраст печали принёс,

которыми надо делиться:

мне нравилось жить на износ,

и он не замедлил явиться.

* * *

В раздумьях тяжких ежедневных

тоску я силился унять,

и не хватало сил душевных

своё бессилие признать.

* * *

Мой некрупный разум,

хоть и не потух,

но заметно глазу

испускает дух.

* * *

Российское время – волна за волной –

меняет игру с населением:

одно поколение травит войной,

другое – калечит растлением.

* * *

Тому навряд ли есть название,

но ясно видно всем желающим:

есть

люди, чьё существование

жизнь освежает окружающим.

* * *

Мы – актёры, и талантов запасы

не жалеем на игру беззаветную;

из боязни промахнуть мимо кассы

исполняем мы херню несусветную.

* * *

Между рожденьем и кончиной,

в любой из жизни день и час,

необходимо быть мужчиной –

Бог это очень ценит в нас.

* * *

Моё существование курящее –

порою даже прямо среди ночи –

мне очень облегчает настоящее,

а будущим я мало озабочен.

* * *

Утешение одно

в каждой тьме и стуже:

да, могло быть лучше, но

быть могло и хуже.

* * *

Текут остатки от остатка,

плывут года и облака,

но жизни тёмная загадка

мной не разгадана пока.

* * *

Увы, художники, увы,

нередко думал я в музеях:

победа там – без головы,

а красота – без рук обеих.

* * *

Над большой страной могучей –

гром победы власти сучьей,

а свободы фейерверк –

после дождичка в четверг.

* * *

Есть чувство у меня, вполне еврейское,

что жить и быть живым – важней всего;

плевать на невезение житейское:

когда умрёшь – не будет и его.

* * *

Об этом думать колко и обидно,

однако же до боли очевидно:

забвения тяжёлая вода

ни звука не оставит, ни следа.

* * *

Когда был я ещё молодой,

неустанно я вёл наблюдения

за весёлой тяжёлой судьбой

женщин лёгкого поведения.

* * *

Я дней уплывших череду

порой так ясно вспоминаю,

как будто вновь по ним иду

и много в жизни понимаю.

* * *

В моей мыслительной копилке

живут загадочные звуки –

скребутся мелкие опилки

от разгрызания науки.

* * *

Сомнительны мне длинные стихи,

моя природа краткости верна;

шуршание излишней шелухи

мешает шелушению зерна.

* * *

Я на восьмом десятке лет –

печально, радостно, обидно –

вдруг ощутил души расцвет.

Перед разлукой, очевидно.

* * *

Мир делается ярче и новей,

занятнее, об этом нету спора,

а мы ему рожаем сыновей,