Воспарить к небесам
Шрифт:
Я позволила себе это, а затем больше не «терлась», а свернувшись между его ног, обхватила рукой его член и поднесла его к губам.
Я встретилась с его глазами.
Горячими.
Нетерпеливыми.
Голодными.
Этот взгляд прекрасных глаз был для меня всем.
Я погрузила его глубже и потеряла с ним контакт, когда он закрыл глаза. Я смотрела, как его голова вдавилась в спинку кровати, как он стиснул челюсти, как натянулись мышцы шеи, как вздулись вены, я почувствовала, как напряглись его ноги.
Боже,
Он доставил мне удовольствие в ванне.
Поэтому я дала ему больше.
И я нисколько не возражала, когда его руки, взметнувшись к моим волосам, обхватили голову, чтобы он мог лучше видеть, как я опускаюсь на него, и толкнули меня вниз, чтобы я взяла его глубоко, я услышала его стон, и он выстрелил мне в горло.
Когда его руки расслабились, я приласкала его губами, облизала дочиста, а затем отпустила, поцелуями двигаясь к его груди, пока не оказалась у шеи.
Он обнял меня, перевернул и накрыл своим телом.
Он поднял голову и посмотрел мне в глаза.
— Хочешь пообедать? — переспросила я.
— Ты все еще голодная после этого? — поддразнил он меня.
Я улыбнулась, приподнялась и поцеловала его.
Он поцеловал меня в ответ, все началось нежно и стало глубже, прежде чем он закончил и с опозданием ответил на мой вопрос.
— Определенно можно было бы поесть.
— Будем есть руками, — прошептала я.
— Что? — спросил он.
Я посмотрела мимо него на будильник, потом снова на него.
— У нас есть четыре часа до приезда моих детей и примерно столько же до возвращения твоих. Будем есть руками в постели. Никакого беспокойства. Никакой суеты. Никакой готовки. Никакой уборки. Так что у нас будет больше времени, только для нас с тобой. Это не охотничий домик, — ухмыльнулась я, — но сойдет и так.
Его глаза потеплели, глядя на меня.
— Звучит прекрасно, детка.
Это действительно было так.
Я приподнялась, чтобы прикоснуться губами к его губам, и когда закончила, он понял намек, скатился и схватил меня за руку, помогая встать с кровати.
Он натянул джинсы. Я натянула халат. Мы пошли на кухню, обыскали ее и забрали оттуда крекеры и сыр, чипсы и сальсу, виноград, газировку и салфетки.
Мы разделись, залезли под одеяло, жевали, целовались, ласкали друг друга, пили, разговаривали, потом отложили еду и продолжали говорить, но все больше ласкали и целовались, пока не занялись любовью.
И после того, как мы закончили заниматься любовью, тесно прижавшись друг к другу, мы начали шептаться.
Мне хотелось, чтобы мы с Микки целыми днями лежали голыми в постели, и больше ничего.
И по тому, как он делал это со мной, я чувствовала, что он чувствует то же самое.
Моя вспышка счастья, которая длилась целый день.
Но опять же, с Микки у меня не было вспышек счастья.
Это был нескончаемый
*****
— О'кей, это место безумно страшное, но гамбургеры здесь чертовски восхитительны, — заявила Пиппа.
Это было вечером следующего вторника, и мы с Микки и моими детьми были в «Тинкерс».
Идея принадлежала Микки. Поэтому, когда дети приехали ко мне в воскресенье вечером, я ненароком обмолвилась, что Микки пригласил нас всех на ужин в место, которое нравилось его детям.
К счастью, они были за. Оба слышали о заведении «Тинкерс», но еще там не бывали (неудивительно, место не было в духе Конрада, хотя Оден мог бы съездить туда на машине сам, просто еще не успел до него добраться).
Так что теперь мы сидели в «Тинкерс».
Вечер прошел великолепно. Дети были очень приветливы с Микки и, казалось, чувствовали себя с ним комфортно. Микки был самим собой, поэтому он также чувствовал себя комфортно. Разговоры не были лишними главным образом потому, что Микки интересовало все о чем они говорили, а Оден был более чем заинтересован в рассказе о пожаре на пристани (то, что мне не нравилось обсуждать, но я не показывала виду). Пиппу это тоже интересовало, но больше всего она хотела знать, когда, по мнению Микки, снова откроются магазины.
То есть все шло замечательно… до этого момента.
— Господи, Пип, хоть раз можешь вести себя нормально? — рявкнул Оден, явно восприняв ее замечание как оскорбление любимой закусочной семьи Микки.
— Я ничего такого не имела в виду, — огрызнулась она, но я видела, что ее щеки порозовели.
Она очень смутилась.
— Дети… — начала я.
Пиппа прервала меня, горячо обратившись к Микки:
— Гамбургеры действительно хороши. Типа… они самые лучшие из тех, что я когда-либо ела.
— Рад, что они тебе понравились, дорогая, — невозмутимо сказал Микки, прежде чем взять свой гамбургер и вонзить в него зубы, показывая, что ничуть не обиделся на ее замечание.
Пиппа пристально посмотрела на брата.
Он сидел с каменным лицом, и я легонько пнула его под столом, привлекая внимание, и одними губами произнесла: «Все нормально. Не волнуйся».
Он втянул в себя воздух, потом посмотрел на Микки.
— Хм… Микки?
Микки проглотил и посмотрел на него.
— Да, приятель?
— Я разговаривал с Джо, и, знаешь, поскольку мы оба знаем, что ты встречаешься с мамой, мы говорили о том, как это здорово.
Аллилуйя.
Я не выказала своего ликования, потому что сын еще не закончил говорить (и по другим причинам тоже).
— Мы также подумали, что, может, будет круто, если, конечно, можно, чтобы мы провели с тобой одну ночь в пожарной части. И если вас вызовут, может, я поеду вместе с тобой.
О Боже, нет.
— Во-первых, нужно согласие твоей мамы, — сказал ему Микки.