Воспарить к небесам

Эшли Кристен

— Борн-Хэтуэй?

— Фамилия мамы — Борн, — сказала я, а затем неохотно продолжила. — Как в компании «Борн-Тран Фрахт энд Шиппинг».

Его глаза слегка расширились, руки конвульсивно обхватили меня, прежде чем он посмотрел поверх моей головы, и вздохнул.

Он слышал о «Борн-Тран».

Не удивительно.

— Нефть и судоходство, — пробормотал он.

Второй удар.

У меня было такое чувство, что третий окажется пределом.

— Ты никогда бы ничего обо мне не услышал, мы не являемся объектом пристального внимания, потому что прадедушка Хэтуэй любил уединение, — глупо заявила я, а Микки все еще бесстрастно смотрел на меня сверху вниз. — Он был очень умным человеком, уже тогда видя ход вещей, и решил, что любой из его отпрысков должен вести

себя прилично. Вспышки эмоций, излишнее внимание и подвиги были недопустимы, и он обезопасил себя, сделав приписку на право владения всеми деньгами Калуэй, которая гарантировала, что если произойдет нечто непристойное, то трастовый фонд будет заморожен, а если это произойдет позже, то он будет аннулирован. Мы жили тихо, по его приказу, даже если он давно умер. И мама с папой идеально подходили друг другу, потому что у ее семьи была почти такая же философия. — Я посмотрела на его горло и закончила: — Хотя дядя Хью немного дикий.

— Эми, — позвал Микки.

Я посмотрела на него.

— Значит, ты наследница нефтяной и судоходной компании, — заметил он.

Я молча кивнула.

— Воспитывалась нянями, — продолжал он.

Я снова кивнула.

— И ты не слишком дружна с родителями, — продолжал он.

Я отрицательно покачал головой.

— Твой брат? — спросил он.

— Лор почти не разговаривает с ними, — прошептала я и добавила: — По крайней мере, он почти не разговаривает с папой.

— Так, — буркнул он, а потом добавил: — Значит, ты богатая наследница нефтяных вышек и судов с гребаной кучей денег, которая вышла замуж, родила детей, а потом твой муж тебя поимел. До тех пор твоя жизнь была золотой, и у тебя, вероятно, было все, что ты когда-либо хотела, кроме того, что было важно. Поэтому, когда у тебя отняли то, что ты хотела, ты не имела ни малейшего понятия, как с этим бороться, и не имела основы, которая помогла бы тебе устоять на ногах. Что у тебя было, так это родители, считавшие, что ты должна преследовать своего бывшего, потому что он имел наглость поиметь Борн-Хэтуэй.

Моя жизнь не была золотой.

Но я поняла, о чем он говорит.

— Вот именно, — продолжала я шептать.

Микки кивнул.

— Как долго вы с ним прожили?

— Мы были женаты шестнадцать лет. Но прежде чем пожениться встречались три года.

При моем ответе что-то, чего я не поняла, промелькнуло в его глазах.

Он заявил:

— Итак, он тебя поимел, ты сошла с ума и отыгралась на его заднице.

Да, так оно и было, он думал, что я психованная.

— Да, — подтвердила я.

— И твои родители не советовали тебе не сходить с ума, а нанять чертовски хорошего адвоката? — спросил он.

— Он у меня был, — поделилась я. — Просто я упустила из виду приоритеты и не позволила ему драться так, как он хотел, потому что не хотела, чтобы это плохо отразилось на детях.

— Но они видели остальное безобразие.

Я не могла снова произнести это вслух, поэтому просто кивнула.

— Всякое дерьмо случается, Эми.

Я почувствовала, как мои губы приоткрылись.

Это заняло некоторое время, но, в конце концов, я спросила:

— Что, прости?

— Честное слово, я просто в шоке от того, что тебе вообще удалось взять себя в руки.

Я была так удивлена, что не могла ничего сказать.

Микки не чувствовал того же и продолжал говорить.

— Я вырос в семье с деньгами, не такими, как у тебя, но в этом городе мы считались частью элиты, — сказал он. — Папе предложили стать членом Клуба. А дедушке — нет, потому что он ирландец, католик, а они — придурки. Они все еще оставались придурками, предложив членство папе, который также явно был ирландцем и католиком, но к тому времени заработал так много денег, что они почувствовали, что могут закрыть глаза на свое расистское, фанатичное, неписаное правило и предложили его ему в любом случае. Он принял его только для того, чтобы найти способ засунуть его им в задницы.

Когда он замолчал, больше не говоря ни слова, я сказала:

— Так.

С этим Микки продолжил:

— Короче, отец стал ходить туда, напиваться,

шуметь и вести себя несносно, и наслаждался каждой минутой, зная, что эти высокомерные ублюдки его ненавидят. Отец спустил своих мальчиков с поводка, зная, что мы тоже будем напиваться, шуметь и надоедать. Мы пустились в разнос, делая все упомянутое, а также ввязываясь в драки с любым заносчивым засранцем, который смотрел на нас криво, и ты, вероятно, понимаешь, что таких было много. Он, вероятно, также знал, что мы пойдем на все, чтобы заполучить любую богатую киску, которую сможем зажать в углу, и, несомненно, поэтому тайком приносил нам презервативы, кладя их нам под подушки.

Я издала тихий вздох, но не ответила.

Так что Микки продолжил.

— Мы так и делали. Я повидал кучу избалованных маленьких богатых девочек, Эми, и никто из них не был так богат, как ты. Они выросли, некоторые из них все еще здесь, и ни одна из них не может научиться ничему, кроме как думать, что они имеют право иметь то, что хотят, и делать все, что хотят, и им плевать, правильно это или нет, или причиняет кому-то боль.

— Я… — начала я, но остановилась, когда его руки сжались еще крепче, и он опустил лицо очень близко к моему.

— Ты споткнулась, — твердо заявил он. — Потом подняла свою задницу, открыла глаза, увидела то, что было важно, и начала бороться за это. Ты облажалась. Теперь делаешь все правильно. И это единственное, что имеет значение.

Я не могла поверить своим ушам.

— Ты… действительно так думаешь? — спросила я.

— Да, черт возьми, — ответил он. — Ошибки, которые мы совершаем в жизни, не характеризуют нас, Эми. А вот то, как мы обращаемся с ними после — да. Ты совершила ошибку. Теперь исправляешь ее и делаешь все правильно, и это то, кто ты есть. Мать, жаждущая исцелить и защитить свою семью. Так что на самом деле, ты сильная, и всегда такой была. Твой бывший подставил тебе подножку, ты этого не ожидала и не справилась с этим как нужно. Но все кончено, так что сейчас тебе придется… найти в себе силы справиться с этим.

— Я… трудно забыть о том, что совершила ошибку.

Он поднял голову, но не слишком высоко.

— Да, я понимаю, ты сорвалась. Но корень проблемы не в том, что ты должна нести это бремя. Я понимаю, как все пошло под откос, но обманщик, манипулируя плохой ситуацией, которую сам создал, взял верх над своими детьми и продолжал наносить удары жене, которую поимел. — Он покачал головой. — Нет. Вижу, теперь и ты это понимаешь. Но я повторю… нет. Ты права. Ты это знаешь, и мне не нужно говорить, что твои дети не должны были этого видеть. Но я видел того парня, с которым ты делила постель шестнадцать лет, а потом разорвал твою семью на части и, стоя у двери твоего дома, выплескивал на тебя кучу дерьма, которого ты совершенно не заслужила, потому что действуешь, чтобы быть ближе к своим детям. Он гребаный мудак, Эми, и во всем этом, что бы ты ему ни устраивала, он заслужил каждую секунду того дерьма, что ты засунула ему в глотку. Так что… отпусти это. Потому что это не твоя вина.

— Микки, мне не следовало зализывать раны, еще больше их бередя, не давая им зажить, — сказала я. — Мне надо было взять себя в руки, привести себя в порядок и двигаться дальше.

— Рианнон теряла сознание каждую ночь, прежде чем я мог заняться с ней любовью, и это дерьмо продолжалось месяцами, — заявил он.

Я вытаращила глаза.

Но он еще не закончил.

— Она почти постоянно держала в руке бокал с вином, и я видел жену в таком состоянии: пьяную до потери пульса. На ковре осталось столько пятен, что, когда она съехала, мне пришлось купить новые, и не столько потому, что ковер был загублен, сколько, чтобы стереть у нас с детьми эти воспоминания. У меня не хватало духу пойти на это, когда она была трезвой. Мужчине нужно трахаться, Эми, а у меня не было секса восемь месяцев, хотя в постели под боком все это время лежала жена, и все равно я даже не подумал о том, чтобы уйти от нее. Она была моей женой. Хорошая она или плохая, но ты не поступаешь как кусок дерьма. Если плохая, ты расстаешься с ней, и только потом находишь кого бы трахнуть.