Воспитание поколений

Ивич Александр

Эта двойная функция юмора в рассказе — высмеивание дурного, отжившего и ласковая улыбка над неловкостью Петькиных попыток покончить с прошлым — определяет эмоциональный строй рассказа.

Юмор языковой меньше удался Пантелееву в этой вещи, чем юмор положений. Здесь чувствуется ещё незаконченность поисков выразительного, характерного языка, который так радует в более поздних вещах Пантелеева. Стремясь к непринужденному разговорному стилю повествования, Пантелеев несколько однообразно, с излишней настойчивостью, пользуется инверсиями, слишком часто прибегает к сниженной «уличной» лексике.

Повесть

читательски интересна сейчас, как и четверть века тому назад. Она занимает в истории нашей детской литературы своё самостоятельное место, отличаясь от других произведений о беспризорниках характером наблюдений писателя: его внимание сосредоточено не на коллективе, не на множестве героев, а на психике одного человека. Словно через увеличительное стекло мы наблюдаем, как протекает процесс изменения сознания и морали подростка, его мечты, как пробуждается любовь мальчика к коллективу и труду.

5

К теме тяжёлого детства, формирования трудного характера Пантелеев ещё вернётся зрелым, опытным писателем. Об этом позже. Важно, что он не ограничил круга своих жизненных наблюдений и писательских интересов одной темой.

В 1933 году появился большой рассказ «Пакет», который начинает новую тематическую линию в работе писателя: рассказов о героизме, о подвиге. Я говорю о тематической линии, потому что литературной индивидуальности этого рассказа мало соответствий в других произведениях Пантелеева (только один рассказ, «Ночка», приближается по фактуре к «Пакету»).

Бывший будёновец Петя Трофимов рассказывает «совсем небольшой пустяковый случай, как я однажды на фронте засыпался».

Отряду, в котором воюет Петя, худо. Теснят его белые со всех сторон, и нужно отвезти пакет в Луганск Будённому, чтобы прислали помощь. Петя отправляется в Луганск, но попадает в плен к белым. Его зверски избивают, добиваясь показаний. Пакет с донесением Петя съедает, так как обещал командиру: «Не отдам пакета. Сгорю вместе с ним».

Ведёт себя Петя отважно — даёт сдачи ударившему его офицеру, говорит белым всё, что о них думает. Расстрел неминуем. Но конвойный оказывается своим парнем, он убивает офицера и бежит вместе с Петей. Больше того — тащит его на себе, потому что идти избитый Петя не может. Но им не повезло. Петя и спутник его, Зыков, попадают в плен к своим. Зыков тяжело ранен. Теперь уже Петя его тащит на себе. Принимают их за белых и ведут Трофимова на расстрел. Он сапоги снимает, чтобы отдать ребятам, которые будут его расстреливать, а в сапоге нашелся клочок съеденного пакета с адресом Буденному.

Это спасло Петю от расстрела, но не спасло от болезни — не переварил его желудок пакета с сургучными печатями. Повезли Петю к Буденному, а он по дороге сознание потерял и очнулся только в госпитале. Тут навестил его Будённый, а потом, непонятно за что, наградили Петю орденом Красного Знамени.

Это, конечно, хороший материал для рассказа о бойце Красной Армии, о его находчивости и уме, о его преданности и отваге. Но повода для весёлого рассказа здесь как будто не найти.

Между тем Пантелеев написал на этот сюжет не только весёлый, но по внешней форме даже юмористический рассказ. И это не снизило тему, а углубило её,

не оскорбляет читателя, а заставляет горячее, сердечнее полюбить героя рассказа.

Сюжет «Пакета» можно изложить совершенно иначе, чем это сделано несколькими строками выше.

Не о подвиге рассказывает Петя Трофимов, а о том, как у него некстати разболелись мозоли, как трудно жевать бумагу, как он выплюнул красный сургуч, а офицер подумал, что Петя язык себе откусил, как его водили язык пришивать, как жалко было хорошего ремешка, купленного у взводного за четыре куска рафинада, — этим ремешком пришлось связать сумасшедшего, который хотел Петю убить.

Все драматические происшествия превращает Петя в комические — ведь он рассказывает о весёлом случае, а вовсе не о том, как героически выполнял приказ командира — «героического момента в моей жизни я не припомню».

Образ Пети Трофимова, на мой взгляд, один из самых привлекательных и самых национальных характеров во всей нашей новеллистической литературе, посвящённой гражданской войне. Он подлинно народен.

В собрании русских сказок, пожалуй, не найти прямого прообраза Пети Трофимова, как нет в них и прямого прообраза Василия Тёркина. Но совершенно очевидно, что оба эти характера, при всей их глубокой реалистичности и своеобразии, органически связаны с русским фольклором, с образом сноровистого, затейливого богатыря, иной раз прикидывающегося дурачком, а на деле хитростью, умом и силой одолевающего врага, хотя бы и стоглавого.

Сказочный герой любит похвалиться своими подвигами. Петя Трофимов как будто и подвига не замечает — рассказывает смешной случай.

Нет, не верится, будто он на самом деле не понял, почему вдруг орден. Так и хитрый мудрец, Иванушка-дурачок, умел не понимать!

Петя как будто вовсе не боится смерти. Что ж, самому приходилось выводить людей в расход, вот теперь и его очередь. Но это тоже не совсем так.

Ведёт его Зыков — Петя думает, что на расстрел.

«И прямо скажу— не хотелось идти. Ну, поверите, товарищи, ноги не хотели идти.

А тем более, что погода была замечательная. Погода стояла чудная. В садах повсюду фрукты цвели. Деревья шумели. Птицы летали.

А тут — изволь, иди на такой весёленький проминат…

Ах, мать честная!.. Никогда мне, товарищи, не забыть, как я тогда шёл, что думал и что передумал».

Он отважен, Петя Трофимов. Он умрёт, не нарушив долга, и умрёт с шуткой на устах.

А когда свои приговорили к расстрелу:

«Я — что? Я ничего не сказал. Только, помню, сказал:

— Н-да… Будёновец к Будённому в плен попал…

Тогда все встали. Кто из избы пошёл. Кто о военных делах заговорил. А меня взяли трое или четверо за бока и повели во двор. И велели вставать к стенке.

Я, помню, им говорю:

— Во дворе не стоит. Зачем, товарищи, двор гадить? После, — я говорю, — мужику противно будет. Вы где-нибудь в стороне, чистоплотно…

— Ладно, — говорят. — Вставай. Некогда чистоплотничать.

Я говорю:

— Ну что ж… Я разденусь.

— Не надо, — отвечают.

— Что же, — я говорю, — значит, одёже пропадать? Нет, это так не годится… Лучше, ребята, я вам свою одёжу отдам. У меня, — я говорю, — сапоги отличные. Спиртовые! А?