Воспитанник орков 1

Шалашов Евгений Васильевич

Может быть, о том, что это совершили именно эльфы, орки так бы никогда и не узнали, если бы не сами убийцы. Они не только не скрывали своего преступления, но и хвастались им, считая, что совершили важное дело — перебили неразумных животных, которые, когда—нибудь, через тысячу или пять тысяч лет, могут стать опасными. А если и не станут, то что ж... Двуногие животные гораздо хуже четвероногих, потому что пытаются походить на истинных, перворожденных существ и, уже потому, заслуживают смерти.

Но это еще не все. Может, избиение и затерялось бы в памяти, даже

при похвальбе эльфов. Но несколько лет спустя все те же прекраснолицые пригласили в гости вождей орков, а те, полагая, что эльфы желают принести извинения, объясниться, поверили. (В голове не укладывалось, что можно убивать всех подряд.) Думаю, не стоит рассказывать, что с ними стало?

Два жутких события, связанные вместе веревкой памяти, не уступающей по крепости стальным тросам, стали основой непреходящей ненависти к эльфам, чье имя не принято было даже и называть, чтобы не осквернять свой язык. Ни тот, который во рту и ни тот, что служит средством общения.

Резня, устроенная эльфами, поставила их вне закона. Но... (Всегда есть какое—то «но», меняющее существующую реальность.) Как однажды грустно сказал Шумбатар, именно она и сделала орков теми, кем они стали — самыми грозными воинами и, самыми свирепыми противниками. Но для этого пришлось сделать очень многое. Были охотниками и рыбаками — стали пахарями, потому что пахарь может прокормить больше ртов — будущих воинов, может сделать запас зерна, чтобы было, что кушать в походах. Есть зерно — нужно его молоть, а это мельницы. Приручить силу воды, силу ветра не так уж просто. Впрочем, что в этом мире просто?

Орки начали разводить скот. Прирученные гиены и пантеры, с которыми дети лесов дружили, словно с младшими братьями — это полезно, но чтобы удобрять почву, лучше всего подойдет корова, а на дальние расстояния лошадь гораздо надежнее, нежели волк. Да и прокормить проще.

Если есть много пищи — будут кузнецы—оружейники, не отвлекающиеся ни на что иное, кроме ковки клинков, будут ученые, постигающие тайны жизни, а особенно — смерти и того, что способно ее приносить. Письменность. Не для того, чтобы влюбленная девочка нацарапала записку своему мальчику о большой и светлой любви, а для того, чтобы записывать приказы, фиксировать запасы. А еще — многое и многое другое, что способен сотворить орк, если он перестанет заботиться об одном только пропитании.

Одного лишь не сумели сделать орки — не смогли превратить себя в безжалостных монстров, не ведающих жалости, ни в подлецов, нарушающих данное кому—то слово.

Если кто—то решит, что орки испытывают хотя бы подобие благодарности к эльфам, поспособствовавшим их приобщению к цивилизации, будет глубоко неправ. Это как раз добавило лишний камушек в копилку обид, потому, что несмотря на минувшие столетия, орки до сих пор считали, что настоящая жизнь у них была те времена, когда они просто жили. Ловили рыбу, охотились, собирали орехи и ягоды. И, никого не убивали.

Как уже говорилось, торжественного приема никто не ждал, но опасности, кажется, не предвиделось. Но все—таки, когда

галеру под белым флагом окружило несколько кораблей, всем стало не по себе, хотя никто не подавал и виду.

Корабли Тангейна были обычными, самыми, что ни на есть, торговыми, но кто сказал, что на них нельзя разместить вооруженных людей, или какую—нибудь штуку, вроде тех огнестрелов, которые использовались гномами? Впрочем, пока они никаких враждебных действий не принимали, ожидая, что станет делать галера. Что ж, уже хорошо. Если бы люди считали, что орки пришли с враждебными намерениями, то тотчас бы атаковали.

Галера вошла в залив, гребцы «осушили» весла и судно легло в дрейф. Шумбатар пока не отдавал команды ни бросить якорь, ни швартоваться. Ждал. Ждали и люди, напряженно сжимающие в руках арбалеты, нацеленные на гребцов. Стоять и сохранять спокойствие, под прицелом, было трудно. Но орки понимали, что люди воспользуются первым же удобным случаем, чтобы нажать на спусковые крючки. Кто знает, не щурит ли глаз в прицеле именно тот, кто потерял в Аркалльской битве лучшего друга или отца?

Юноша мысленно похвалил своих земляков (бывших?) и взял назад собственные слова, касающиеся их слабости. С арбалетами они хорошо придумали.

Данут стоял, не убирая руку с кормила, понимая, что на него и на Шумбатара нацелено больше арбалетных жал, нежели на других. Впрочем, какая разница? Чтобы убить живое существо, потребуется не пять, и не десять стрел, а всего одна. Понимал он и то, что если в них полетят арбалетные болты, то вполне успеет уклониться хотя бы от двух. Другое дело, что уклоняться нельзя...

— Разрядить оружие! — пронесся над водой приказ. Видимо, кто—то обладающий властью, решил, что накалять ситуацию опасно.

От громкого голоса у кого—то из людей сдали нервы и, с одного из бортов полетела стрела, пробившая левое плечо Шумбатара.

Данут мог лишь представить, как было больно их предводителю, но вождь лишь скрипнул зубами и повернулся к юноше, подставляя тому плечо.

Парень мгновенно понял, что от него требуется. Надеясь, что болт попал в мякоть, не повредив кость, Данут пристукнул по его хвосту, проталкивая стальную стрелу глубже. Хотел уже вытащить, но вождь сам ухватил болт за жало и, почти с невозмутимым видом выдрал его из раны и, подняв правую руку вверх, продемонстрировал смертоносное жало людям и оркам.

Орки—гребцы невозмутимо сидели на своих местах, положив руки на колени, но Данут был уверен, что все они разглядели того, кто пустил стрелу. Ну, сам-то он точно запомнил горе-стрелка, которого сейчас товарищи пытаются спрятать... Крепкий полноватый мужчина, лет тридцати, одетый в легкий кожаный доспех. По возрасту, никак не похож на ветерана. Разумеется, доспехи он снимет, но это неважно. Красный цвет лица, близко посаженные глаза. Узнать такого — одно удовольствие.

А тот, вроде бы, еще не понял, что натворил. Вон — пытается вырваться, но кто—то из тангейнцев «вразумил» недотепу кулаком по башке. Можно ли считать удар полновесной заменой раны, причиненной Шумбатару?