Воспоминание об Алмазных горах
Шрифт:
В зале раздались возгласы возмущения. Но Гаррисон, стараясь их перекричать, докладывал:
— Многих, кажется тысячи две, я приказал потопить в водохранилище Намбу.
Это был вызов! Он упивался ужасом журналистов и, по-видимому, чувствовал себя героем.
— Правда ли, что по вашему приказу детей отнимали от матерей?
— Да, я приказал. — Слово «приказал» Гаррисон произносил с особой гордостью — как же! Он имел неограниченную власть над несчастными, и это, вероятно, были счастливые мгновения в его жизни. — Детей вместо воды поили бензином, и они все умерли мучительной смертью… — Гаррисон радостно продолжил: — Потом
— Чем вы руководствовались в своих поступках?
Он усмехнулся.
— Мое дело исполнять. Руководствовался я всегда приказами своего начальства. Мы в Корее принимаем полицейские меры: Корею нужно очистить от коммунистов.
— Вы зачисляете в коммунисты и детей?
— Они вырастут и станут коммунистами.
— Вы совершили злодеяния, которые сравнимы лишь со злодеяниями гитлеровцев в прошлой войне. Знаете, что вас ждет?
— Догадываюсь, — произнес он с иронией. — Вас ждет то же самое. Если это случится для вас чуть позже — разница невелика.
Он знал, что пощады ему все равно не будет, и издевался над корреспондентами, а зал неистовствовал. Это был преступник-профессионал, конечный продукт своего общества. Ему хорошо платили — и он убивал.
Меня интересовало, как будет вести себя капитан Маккелрой. Так же нагло или попытается смягчить свой позор философствованием? Когда кто-то из корреспондентов обратился к нему, Маккелрой произнес то, что, по всей видимости, давно продумал, выносил в себе:
— Здесь, в Корее, мы стремились превзойти в злодеяниях Гитлера, и это нам, кажется, удалось.
Под словом «нам» он, конечно, подразумевал американцев вообще. Все-таки решил пофилософствовать! Сыграть в непосредственность и правдивость…
После короткой паузы он продолжал:
— Эта чудовищная война всех нас превратила в преступников, и я не прошу пощады… Кто ответит за море крови?..
Последние слова он произнес с горьким пафосом.
«Кто ответит за море крови?» Смешнее всего, что именно этот патетический вопрос задаст вскоре своему сенату Дуглас Макартур, снятый со всех постов за поражение в корейской войне. Удивительная американская логика. Развязав войну в Корее, истребив двадцать миллионов корейцев и положив на поле боя почти полмиллиона американских солдат, Дуглас Макартур, как ни в чем не бывало, спрашивает сенатскую комиссию: «Кто ответит за море крови?» И разъяснит: «Такое опустошение я видел впервые в жизни. Мне стало дурно, когда своими глазами увидел трупы тысяч женщин и детей». Одним словом, я — не я, и лошадь не моя. Очень удобная, хоть и не разгаданная мной до конца, логика. Почему-то наперед никто не раскаивается. По всей видимости, виноват всегда тот, кто оказывает сопротивление американцам. У военно-промышленного комплекса США, видите ли, в Корее зона жизненно важных интересов, хочется бесконтрольно распоряжаться ее ресурсами, а корейцы не хотят, сопротивляются, бьют янки. Вот они-то, корейцы, и должны отвечать за море крови.
До снятия Макартура с должности оставалось каких-нибудь два месяца. О своем смещении он узнает от жены, которая услышит по радио, что ее Дуглас снят с должности по приказу президента Трумэна… На место Макартура назначен генерал Риджуэй…
Американская логика. Что это такое? И существует ли она вообще? Может быть, я ее выдумала?
Маккелрой до недавнего времени находился в Японии, и корреспондент остро интересовался: а что же происходит в Токио?
— Как японское правительство реагировало на последние события в Корее?
— Когда в прошлом году началась война, один из членов правительства воскликнул: «Эта война — ниспосланное богом счастье!»
— Известный американский журналист Биг недавно писал: «Япония уже стала настоящей союзницей Соединенных Штатов. Можно сказать, что без ее помощи мы, возможно, были бы выгнаны из Кореи». В чем заключается помощь Японии вашей армии?
Маккелрой был несколько озадачен.
— Я не знаю, что имеет в виду Биг, так как не читал его статью, скорее всего, то, что японские заводы делают для нас пушки, снаряды, радары, броневые плиты. Ну, ремонт военной техники.
— Но ведь Японии запрещено производить вооружение!
Он пожал плечами: мол, а я-то тут при чем?
— Зачем вы, американцы, пришли в Корею? — не унимался корреспондент. — Чем вы здесь занимались? Может быть, вы хотели принести свободу корейцам?..
И хотя вопрос звучал риторически и не требовал ответа, Маккелрой на него отозвался:
— Я лично был инструктором в «отряде общественного спасения» — «чиандэ». Отряды создавались из уголовных элементов…
— Чему же вы обучали «чиандэ»? — тут же последовал вопрос.
Маккелрой на секунду запнулся, затем ясно и четко проговорил:
— Я обучал их массовым расстрелам мирных жителей.
В его ответе не было ни бравады, ни личного хвастовства, как в ответах Гаррисона. Скорее, здесь было осуждение тех, кто заставлял-де его, солдата американской армии, заниматься таким грязным делом. О, этот парень играл тонкую игру. Только ему ничто не могло помочь…
Не знаю, какие подробности узнала бы я еще о деятельности Маккелроя в Корее, но в это время раздался сигнал воздушной тревоги. Конвойные увели пленных, мы бросились в бомбоубежище.
Пока бежали до подвала, краем глаза увидела, как с юга, из-за острова Янгакто и Тэдонгана, надвигается темная туча. Она закрыла солнце. Это были американские тяжелые бомбардировщики, не меньше сотни!
В бомбоубежище взглянула на часы: двенадцать часов десять минут. Даже сквозь массивное потолочное перекрытие был слышен нарастающий звук падающих бомб. Стены подвала гудели.
— Новогодний подарочек Дяди Сэма, — сказал Сергей Владимирович. — Многострадальный Пхеньян. И без того не осталось камня на камне.
— А помнишь, как мы поднимались на Тэсон?..
Он ничего не ответил. Гул все усиливался. Там, наверху, рушились последние здания, гибли люди, не успевшие укрыться. Много лет спустя член парламента Великобритании Вильям Вильсон скажет, что «США сбросили только на Пхеньян так много бомб, что их количество превышает численность его населения». А населения в ту пору в городе было около полумиллиона человек. Мы не знали, сидя в бомбоубежище, что за каких-нибудь двадцать минут налета Б-29 от полумиллиона осталось всего пятьдесят тысяч. Мы не знали также, что это самая крупная бомбардировка Пхеньяна за время военных действий. Не знали того, что под обломками здания погибла семья Квона — Соль Хи, сын Рим, дочь Ен Э. Погиб поэт Чо Ги Чхон, погиб его друг композитор Хван. И еще много знакомых нам людей расстались с жизнью за эти двадцать минут.