Воспоминание об Алмазных горах
Шрифт:
— Да, знает.
— Что он думает об этом?
— Он не верит, что мы долго продержимся. Унгерн раздавит нас. Он не верит, что красная Россия придет нам на помощь.
— Очень жаль, Сундуй-Сурэн, если мы вынуждены будем воевать против твоего отца. Но мы будем уничтожать любого врага, кем бы он ни был!
— Да. Но я все равно с тобой, Сухэ. Придет нам на помощь красная Россия или не придет, я все равно с тобой. С тобой, Сухэ-Батор, идет весь наш народ. Твое имя известно в самых далеких кочевьях, к тебе тянутся сердца и думы аратов [5] . Приказывай!
5
Арат —
Выражение лица Сухэ-Батора смягчилось.
— Ты прав, Сундуй-Сурэн, — сказал он. — Выбирают не между отцом и другом, а между народом и его угнетателями. Я познакомлю тебя с одним человеком, ты будешь в его распоряжении, будешь связным между Красной Армией и нашей народной армией. Помощь уже пришла, Сундуй-Сурэн. Пришла!
— Где тот человек? — с жаром спросил Сундуй-Сурэн.
Сухэ-Батор подвел его к Щетинкину.
— Вот этот человек, — сказал Сухэ-Батор.
Лицо Сундуй-Сурэна расплылось в широкой улыбке.
— Так это же Щетинкин! — закричал он. — Красный богатырь Щетинкин! Он подарил моему отцу карету…
Щетинкин поднялся, подошел к Сундуй-Сурэну, пожал ему руку.
— Здравствуй, Сундуй-Сурэн, сын моего друга Максаржава, мой друг! Я давно мечтаю встретиться с твоим отцом.
Сундуй-Сурэн ничего не сказал.
В Маймачене Щетинкин, к своему удивлению, встретил бывшего коменданта Иркутска Ивана Николаевича Бурсака.
— Опять наши дорожки сошлись, — сказал Щетинкин весело. — Наверное, по тому же самому делу, что и я?
Бурсак усмехнулся.
— Да у нас с тобой, Петро, дело-то одно: пролетарское.
— Рабочее дело.
— Назовем так. Назначен я, к твоему сведению, командующим троицкосавской группой войск Народно-революционной армии Дальневосточной республики.
— Значит, будем бить барона Унгерна сообща. Вот ты, Иван, мужчина с большим политическим опытом, через все тюрьмы прошел, объясни: сколько их, этих баронов? Что за напасть на Россию? Бьем, бьем, а они все лезут и лезут.
— Будем надеяться, Унгерн — последний.
— Хотелось бы.
Банды барона Унгерна фон Штернберга захватили столицу Монголии Ургу четвертого февраля 1921 года. Марионеточное правительство «независимой Монголии» во главе с богдогэгэном пожаловало Унгерну звание хана и княжеский титул чин-вана. Так выходец из прибалтийских немцев, есаул казачьего жандармского полка в Забайкалье сделался монгольским ханом. На германском фронте он ходил в скромном звании штабс-капитана. Правда, штабс-капитану Щетинкину встречаться с ним не приходилось: Щетинкин находился все время на передовой, а барон околачивался в штабах. В свое время есаул Унгерн охранял царское консульство в Урге, знал обычаи монголов, расстановку политических сил, дворцовые интриги. Поскольку китайская военщина уничтожила монгольскую автономию, установив свирепую диктатуру, Унгерн со своей «азиатской дивизией») появился в Урге как «освободитель». В это время богдогэгэн находился под домашним арестом в своем зимнем дворце. Максаржава и его сподвижника Дамдинсурэна китайские военные власти бросили в тюрьму. С этими двумя у китайцев были особые счеты: вспомнили, что именно Максаржав и Дамдинсурэн взяли в двенадцатом году Кобдо. Кроме того, оба полководца были связаны с революционерами Сухэ-Батором и Чойбалсаном. Было доказано, что
— Мы, монголы, добились государственной автономии. Однако наши правители, преследуя корыстные цели, вступили в тайный сговор с китайскими властями, предали автономию. Генерал Юй Шучжен привез с собой много войска и, устроив в Урге демонстрацию военной силы, настолько запугал всех, в том числе богдогэгэна и премьер-министра, что смог легко распустить правительство. Это вызвало глубокое недовольство всех аратов. Могу открыто довести до вашего сведения, что если угнетение монголов не прекратится, то революционная борьба усилится.
Максаржава и Дамдинсурэна подвергали пыткам. Дамдинсурэн умер в тюрьме. И вот китайцы оттеснены из Монголии Унгерном, Хатан Батор Максаржав — на воле. Желая найти поддержку у монгольской знати, Унгерн назначил Максаржава главнокомандующим монгольскими войсками, привлек к операции по разгрому китайцев-гаминов в районе Чойра, близ Урги. Хатан Батор уничтожил китайских оккупантов.
Но гамины не были главными противниками Унгерна. Он усиленно готовил набег своих банд на территорию Советской России. Реквизировал у населения лошадей, мобилизовал в свои отряды монголов.
— Я хочу восстановить три монархии: русскую, монгольскую и маньчжурскую, — заявлял он. Всех, кто противился его планам, расстреливал, вешал. Всех, кто казался подозрительным, расстреливали без суда и следствия. Монголия покрылась виселицами. Этот белый барон, ставленник японцев, был ничуть не лучше гаминов генерала Юя.
В своих планах нападения на Советскую Россию Унгерн решил использовать Максаржава, убедившись в том, что цирики ему беспрекословно повинуются.
В то время когда Сундуй-Сурэн разговаривал в Кяхте со Щетинкиным, в кабинете барона Унгерна сидел Максаржав. Разговор между бароном и Максаржавом шел через толмача, лицо которого казалось очень знакомым князю. У него была хорошая память на лица, но сейчас он не мог вспомнить, где и когда раньше видел переводчика.
— Досточтимый князь, — говорил Унгерн, — через несколько дней мы выступаем на Кяхту и Троицкосавск. Монголы будут воевать с монголами, русские с русскими. Ваши войска, высокий князь, должны уничтожить партизан некоего Сухэ-Батора и его так называемое народное правительство. А я пойду дальше, в Забайкалье.
У Максаржава были холодные, непроницаемые глаза.
— Вам не нравится мой план? — спросил Унгерн с ехидными нотками в голосе. — Кстати, вы знакомы с этим Сухэ-Батором?
— Очень хорошо знаком. За храбрость в боях с маньчжурами я присвоил ему звание Батора. Он мой друг.
— Понимаю. — Унгерн улыбнулся. Но это была зловещая улыбка. — А правда ли, что ваш сын Сундуй-Сурэн служит в войсках Сухэ-Батора? — спросил барон.
— Мой сын вправе сам выбирать себе дорогу.
— Ваш сын на ложном пути. Я назначил награду за голову Сухэ-Батора. Он враг престола, он мой враг. Он поднял на ноги всю голытьбу, стал ее вождем. В своей гордыне этот вахмистр, сын пастуха и сам пастух, вознесся выше вас, светлейший князь. Истинный национальный герой Монголии вы, а не он! А Сухэ-Батор действует так, будто не существует ни вас — военного министра, ни главы государства — лучезарного богдохана. Он от имени монгольского народа обратился за помощью к Ленину. Кто дал ему такое право? Он друг Ленина, а не вага!