Воспоминания еврея-партизана
Шрифт:
Записка выпала из рук Гиршфельда. На душе его стало пусто, он почувствовал безразличие к своей жизни. Он взял кусок бумаги и карандаш, написал короткую записку и вышел на улицу…
На другой день Гиршфельда видели на железнодорожной линии вместе с гитлеровцами и лейтенантом технических войск. Гиршфельд шел впереди, а за ним гитлеровцы. Он их подозвал к обезвреженной мине, которая лежала на том же месте под рельсом. Гиршфельд обкопал песок вокруг мины. Они все рассматривали ее со всех сторон, и тогда Гиршфельд нажал на детонатор, он сработал, мина взорвалась, и Гиршфельд и все гитлеровцы погибли. Евреи Слонимского лагеря узнали об этом из последней записки Гиршфельда своему другу Давиду: «Завтра я погибну вместе с нашими врагами» [52] .
52
Эта
Конференция затянулась до вечера. Затем был устроен ужин. В нескольких крестьянских хатах на дубовые столы были поданы карпы из Стыря, жареные гуси, куры, мясные котлеты, в больших бутылях — самогон. Настроение было приподнятое, как будто было не военное время. Забыли, что немцы всего в 10 километрах от Дибровска и могут нагрянуть в любой момент.
В разгаре пиршества подъехали верховые и сообщили, что немцы наступают на ближайшие деревни, прилегающие к Сварыцевичскому лесу. Хотя каждый из нас, представителей отряда имени Ворошилова, забеспокоился, но внешне это никак не проявилось. Мы не раз уже смотрели смерти в глаза, и поэтому владели собой — молча вышли из хат и направились к своим лошадям.
Приехавшие в тарантасе немедленно отправились верхом на базу в Сварыцевичский лес, чтобы в критический момент быть на месте. Мы с Колей тоже бросили повозку и поехали верхом.
Был уже поздний вечер. Мы возвращались той же опасной дорогой, теми же полями и лесами. Темно было, хоть глаз выколи. Только иногда забелеет березка у дороги или блеснет звезда в небе.
Вдруг небо стало красным. Как мы поняли — горела деревня, но где именно трудно было установить. Вскоре небо стало красным со всех сторон, деревни горели в разных местах.
Стало ясно, что мы находимся в немецком окружении. Немцы, готовя наступление, поджигают деревни. Коля, всегда боевой, бодрый, сейчас растерялся. Он сказал мне, что обстановка трудная и что мы можем сейчас попасть прямо в руки немцев.
Вблизи послышалась автоматная стрельба, очередь за очередью. Я предложил обойти развилку дорог у креста, так как немцы, возможно, уже заняли ее.
Въехали в лес. Почва болотистая. Лошадиные копыта вязли в ней. Повели лошадей под уздечки, обходя трясины.
Так мы пробирались по лесу, пока не вышли на Сварыцевичскую греблю. Часовые у костра сообщили нам, что развилка у креста уже занята немцами, и мы сделали правильно, что свернули в лес.
На рассвете добрались до базы. В землянках никого не было. Раненые и больные на повозках. На повозки было погружено и все имущество. Моя редакционная повозка тоже наготове. Это сделали девятилетний Натанчик Бобров и десятилетний Натан Бобров. Все было хорошо упаковано и уложено: и радиоприемник, и пишущие машинки, и письменные материалы. Десятилетний Натан был возчиком редакции.
На стволах поваленных деревьев сидели партизаны. Штаб приказал отступить, так как немцы были уже в пяти-шести километрах от наших землянок и от села Сварыцевичи.
Партизанская группа отправилась минировать мост у села и задержать боем немцев, чтобы дать возможность обозу уйти.
На рассвете обоз тронулся. Канонада немецкой артиллерии усиливалась, стрельба велась в нашем направлении. Нам удалось выбраться из леса через тракт Сварыцевичи — Замрученье. Вскоре тракт был занят немцами.
Мы забрались в лес по другую сторону Сварыцевичей. Немцы вошли в Сварыцевичский лес, сожгли и взорвали наши землянки, рыскали и обыскивали все окопы. Через пару часов они оставили лес, вступили в село Сварыцевичи, взорвали и сожгли все хаты, которые еще сохранились после бомбардировки. Гитлеровцы разыскали нескольких 80-90-летних стариков и старушек, которые не успели или не в состоянии были уйти из села. На краю села, в развалившейся халупе, обнаружили они серниковского еврея Берла Бакальчука, который во время суматохи пошел искать свою жену Хаю-Гинду, занимавшуюся шитьем на селе. Всех захваченных крестьян и Берла Бакальчука немцы загнали в церковь и там сожгли их.
Мы перебирались из деревни в деревню, из
Наконец мы расквартировались в Степангороде — большом селе в густом лесу, окруженном малыми речушками, лесными канавами и болотами. Во времена татаро-монгольского нашествия и украинско-казацких войн с поляками это село было крепостью. Ровные улицы тянулись от базара, посреди которого была пара кирпичных зданий и несколько еврейских домов, построенных по городскому типу. До второй мировой войны в Степангороде жили десятка два еврейских семей, занимавшихся скупкой у крестьян свиной щетины, ягод и грибов. Они успешно торговали этими продуктами.
В одном изломов, принадлежавшем Хаиму Дуберу, собрались все партизаны нашего отряда. Я дал им подробный отчет о первой партизанской конференции.
Глава 16
Тернистый путь еврейского семейного лагеря
В те дни, когда мы покинули Сварыцевичский лес, в семейном лагере при нашем отряде находились только еврейские семьи. Бандеровцы беспощадно обращались также с семьями украинских партизан. Если кто-нибудь из семьи — муж, сын, брат — был в партизанском отряде, то такую семью бандеровцы зверски истребляли. Убегая в лес от кровавой расправы, семьи украинских партизан не задерживались в партизанских лагерях, а устраивались у родных в ближайших селах, настроенных сочувственно к партизанам, или уходили в пинские белорусские деревни, где бандеровцы влияния не имели. Польские семьи, с которыми бандеровцы также зверски расправлялись, концентрировались, большей частью, в лесах на реке Стырь, где партизанские отряды находились постоянно. На наш отряд имени Ворошилова возложена была задача, в соответствии со стратегической линией Кутузова, быть странствующим. Великий русский полководец Кутузов говорил: «Движение — это мать партизанской стратегии и тактики. Партизан не должен засиживаться на месте. Он обязан задерживаться на одном месте только для того, чтобы самому поесть и лошадей накормить. Движение — наилучшая позиция для партизан».
Когда мы находились в Сварыцевичском лесу, положение с еврейским семейным лагерем было более или менее «благополучным», в особенности зимой 1942–1943 годов. Когда бандеровцев в наших местах еще не было и когда немцы также еще не появлялись в нашем лесу и в окрестных селах, — все вопросы, касающиеся еврейского семейного лагеря, решались без каких-либо трудностей. Хотя землянки семейного лагеря находились на значительном расстоянии от партизанских землянок, еврейские партизаны все время опекали невооруженных евреев, заботясь об их защите и питании. Возвращаясь с задания, еврейские партизаны, как бы утомлены они ни были, немедленно направлялись в семейный лагерь повидаться с друзьями и родственниками, справиться о здоровье и узнать, есть ли у них пища. Уходя на боевое задание, помнили, что надо принести с собою пару мешков одежды и обуви для невооруженных евреев. Иногда нееврейские партизаны тихо роптали, что евреи из семейного лагеря являются иждивенцами партизан, ненужным балластом. Но на это не обращали внимания. Все партизаны — евреи и неевреи — знали, что евреи из семейного лагеря стремились вооружиться и принять участие в борьбе против заклятого врага. Если среди трофеев оказывалась винтовка или револьвер, то каждый еврей из семейного лагеря претендовал на то, чтобы стать их счастливым обладателем и включиться в активную борьбу. Евреи стояли на посту, отправлялись в хозяйственные экспедиции, выполняли разные технические работы, занимались убоем скота. Они были проводниками партизан в сложных и опасных операциях, поскольку большинство из семейного лагеря были выходцами из окрестных местечек: Погост-Заречный, Серники, Городно, Высоцк, Бережница, Домбровицы, Сарны, Березно, Пинск, а партизаны с востока или, как мы их называли, «восточники» не знали этой местности.