Воспоминания еврея-партизана
Шрифт:
Положение еврейского семейного лагеря стало ухудшаться, когда после начала немецкой облавы осложнилось положение со снабжением. Каждая хозяйственная экспедиция была связана с жертвами. Чтобы не голодать, еврейские ремесленники с риском для жизни, в самое опасное время немецкой облавы, ходили по деревням на работу. Но совсем стало невыносимым положение семейного лагеря, когда пришлось кочевать из леса в лес, из деревни в деревню. Партизаны-неевреи и даже члены штаба стали открыто проявлять враждебность в отношении евреев из семейного лагеря, и даже дошло до запрета следовать лагерю за отрядом. Члены штаба Ермоленко и Плужников мотивировали это тем, что евреи из семейного лагеря не соблюдают конспирацию и могут подвергнуть опасности отряд. Упрекали невооруженных евреев в том, что они до сих пор не раздобыли себе голыми руками оружие, говоря при этом, что лес и партизанщина только для героических
Для нас, еврейских партизан, было невозможно бросить на произвол судьбы семейный лагерь. Бандеровцы рыскали кругом, выжидая момент, когда партизанский отряд отдалится от семейного лагеря, и им достанется легкая работа по истреблению евреев лагеря до последнего. На этой почве у нас возникали споры, а со стороны отдельных антисемитски настроенных партизан установилось к нам, евреям, враждебное отношение.
К сожалению, и комиссар, и начальник штаба также заняли открыто враждебную позицию по отношению к евреям-партизанам, игнорируя при этом тот факт, что основателями и костяком отряда были евреи. Своими разговорами и насмешками в адрес евреев, которые «убегая в лес не захватили с собой оружие», они углубляли чувство горечи и унижения.
Резня в гетто, потеря близких и без того отражались на нашем настроении. Из-за горькой нашей судьбы мы были в более угнетенном состоянии, чем нееврейские партизаны. А тут еще стали следить за каждым нашим шагом, стали критиковать даже самых отважных, заслуженных партизан-евреев. Все это создавало ощущение, что мы находимся во вражеском окружении.
Я и доктор Эрлих питались вместе со всем штабом. Вдруг ему предложили, чтобы он питался в санчасти. Когда я спросил комиссара, в чем дело, он ответил, что «доктор — барахольщик и пусть уберется отсюда». Я понял, что они озлоблены на него, и пошел к доктору узнать, в чем дело, что случилось. Он рассказал мне, что, возвращаясь с последнего задания, принес одежду для семейного лагеря. Я стал беспокоиться за жизнь доктора Эрлиха. В условиях партизанской жизни получить пулю за малейшее прегрешение — плевое дело.
В Белоруссии, в лесах Деречина и Зельвы были в одном партизанском отряде две еврейские девушки: Фейга Шелюбская и Бейла Беккер, обе из Деречина возле Слонима. Случилось это во время немецкой облавы. Партизаны вели упорные бои с немецкой карательной экспедицией. В этих боях принимали участие и эти еврейские девушки. Партизаны были окружены. Девушки спрятали свои винтовки, выбрались из окружения и пришли в отряд без оружия. Командир отряда потребовал от девушек оружие. Они заявили, что вынуждены были винтовки спрятать, так как были окружены немцами, но в любой момент могут их добыть.
Командир отряда вынул из кобуры револьвер и застрелил обеих.
В нашем отряде партизан Лейвик Фишман потерял свою винтовку и ему поставили условие: добыть другую винтовку или он будет расстрелян. Фишман был из отважных партизан. Он отправился в свое родное село, напал сзади на бандеровца, убил его и забрал винтовку.
Правда, были и примеры доброжелательного отношения к евреям. Вскоре после инцидента с доктором Эрлихом партизан-еврей Меир Туркенич был привлечен к ответственности за потерю винтовки. Это произошло при следующих обстоятельствах. Группа партизан в пятнадцать человек отправилась на взрыв моста у города Пинска. Проводник информировал их, что на мосту стоят только два немца, а оказалось, что мост сильно охраняется и что немцы соорудили там доты. Когда приблизились к мосту, немцы открыли сильный огонь, и партизанам пришлось отступить. Все уселись на подводы. Туркенич, усаживаясь на подводу, положил винтовку на повозку. Подвода, на которой сидел Туркенич, попала под сильный обстрел, лошади рванулись в сторону, винтовка упала с повозки. По возвращении в отряд Туркенич был арестован, и за потерю винтовки ему грозил расстрел. Командиром отряда был Диковицкий, отец двоих партизан; о нем я рассказал в главе 10. Мы с ним дружили, и я попросил его правдиво описать все обстоятельства потери винтовки и подчеркнуть отважность Туркенича, который был одним из первых партизан. Штаб все это принял во внимание, и Туркенич был наказан двумя внеочередными нарядами. В других отрядах за потерю винтовки расстреливали.
Но в отряде были и другие примеры. Евреев стали упрекать в том, что они грабят крестьян, нападают и убивают их без всякого на то основания. На самом же деле были случаи, когда евреи встречали на дорогах и в деревнях крестьян, участвовавших в истреблении серниковских евреев, и таких убийц расстреливали.
Однажды еврейские партизаны встретили и расстреляли крестьян из Николаева, вырезавших целиком еврейскую семью. Этот акт мщения совершили партизаны под
Открытым антисемитским выпадом был приказ командира, комиссара и начальника штаба отчислить из отряда еврейских девушек, кухарок. Они мотивировали это тем, что присутствие в отряде девушек ослабляет боеспособность партизан. Мисюра отправил из отряда свою жену и ребенка и этим хотел подчеркнуть, что он не антисемитски настроен. Но его жена была русская и, в отличие от евреек, могла где-то пристроиться. Хотя руководство штаба обещало обеспечить отчисленных еврейских девушек питанием и дать им возможность жить в землянке неподалеку от партизанских землянок, партизаны-евреи протестовали против этого распоряжения и воспринимали его как оскорбление. Все эти девушки находились в отряде с первого дня его возникновения. В знак протеста восемь наиболее активных и боевых партизан-евреев ушли из отряда. Это были Алик Абугов, Борух и Ошер Маньковские, Шмуэль Пурим, Мойше Бромберг, Лазарь Бромберг, Аврум-Меир Туркенич, Мойше Кавзало. Мисюра понял свою ошибку и послал доктора Эрлиха на переговоры к ушедшим партизанам, чтобы убедить их вернуться в отряд. Но Алик Абугов потребовал, чтобы начальник штаба Ермоленко и комиссар отряда Плужников ушли в отставку.
Этот случай значительно ослабил положение партизан-евреев в отряде. Некоторые считали, что и остальные партизаны-евреи в знак солидарности должны уйти из отряда. Но этого не произошло, поскольку мы хорошо понимали, что с уходом евреев из отряда ухудшится положение еврейского семейного лагеря. В то время уже трудно было рассчитывать на существование самостоятельного еврейского отряда. Во-первых, установка штаба в Москве была такова, что партизанское движение должно формироваться только по географическому принципу и быть интернациональным по составу. Так как евреи ни на какой оккупированной немцами территории не составляли большинство и не имели своей автономии, то не могло быть и речи о создании национальных еврейских партизанских отрядов. Во-вторых, не выделяли еврейские партизанские отряды из-за немецко-фашистской пропаганды, утверждавшей, что советское партизанское движение — дело рук евреев и что партизанским движением руководят «еврейские бандиты». Поэтому не хотели иметь еврейские отряды, а в те, которые существовали, старались включить побольше партизан-неевреев. Был еще и такой мотив против создания еврейских отрядов: крестьяне не захотят давать продукты для еврейских отрядов, и на этой почве могли бы возникнуть конфликты с местным населением.
Как нам известно, многие еврейские партизанские отряды были превращены в смешанные, а еврейское командование сменили нееврейским. Еврейский отряд имени Кагановича на Полесье потерял свой национальный вид, так как туда были влиты нееврейские партизаны. Отряд имени Жукова под командованием Гичика, действовавший в Популинском районе, был расформирован, и партизаны-евреи были направлены в другие отряды. Такая же судьба постигла в Рудницких лесах созданные из евреев, бежавших из Виленского гетто, отряды «Месть», «Мститель» и «За победу» [53] .
53
См. книгу Ружки Корчак «Пламя под пеплом» (с. 263 и далее).
Кроме восьми партизан, никто не ушел из нашего отряда, хотя каждый из нас положительно оценил поступок ушедших товарищей, достойно защитивших честь еврейских девушек.
О еврейских женщинах в партизанских лесах следует написать отдельную книгу. Вообще, еврейских женщин принимали в партизанские отряды с большим трудом. Партизанские штабы были такого мнения, что женщины не приспособлены для партизанской борьбы и что они своим присутствием в отрядах только ослабляют боеспособность партизан. Все же большинство еврейских женщин, бежавших из гетто и лагерей смерти, было включено в партизанские отряды. У каждой еврейки было горячее стремление бороться против врага с оружием в руках. Медсестра Матильда не раз говорила мне, что она предпочла бы сражаться с винтовкой в руках, чем находиться в амбулатории. Она научилась стрелять.