Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]
Шрифт:
LXII
Появление в Неаполе Нельсона ненадолго отвлекло Марию Каролину от мучительных тревог, которые доставляли ей известия о предъявленных ее сестре ужасных обвинениях. Но едва лишь английский капитан отбыл, ее ум и сердце вновь обратились к узнице Консьержери, подобно тому как намагниченная стрелка, на мгновение случайно дрогнув, неизбежно возвращается в прежнее положение, указывая на полюс.
Судебный процесс тем временем быстро шел к своему роковому финалу. 1 августа дело Марии Антуанетты было направлено
Хотя королева Неаполя была уверена, что Конвент не преминет расправиться с Марией Антуанеттой, внушавшей ему особую ненависть, известие о казни, когда оно дошло до нее, оказалось, тем не менее, чудовищным ударом. Она рухнула, сотрясаемая конвульсиями, с криками боли и ярости; лицо ее так при этом исказилось, что казалось сомнительным, сможет ли оно когда-нибудь вновь стать прекрасным.
Так же как это было после смерти Людовика XVI, был объявлен всеобщий траур, во всех храмах шла заупокойная служба, по улицам прошли скорбные шествия. Королева закрылась у себя, отказавшись принимать кого бы то ни было, за исключением меня.
В первую неделю, последовавшую за роковым известием, я не покидала королеву ни на час, спала в ее комнате, ела вместе с ней, хотя вернее было бы сказать, что она не могла ни спать ни есть. Наконец, впервые заплакав, она почувствовала, что слезы немного облегчили ее горе. Но за эти дни она сама принесла и меня заставила принести тысячу клятв мщения. Как она сможет отомстить? Она этого не знала. Чем я смогу ей в этом помочь? Она не имела понятия. Но, как то делал Гамилькар с юным Ганнибалом, она возлагала мою руку на алтарь и восклицала: «Отмщение! Отмщение!»
Что касается короля, то он в первые день-два казался очень взволнованным и, главное, напуганным до крайности. Но на третий день под тем предлогом, что надо же как-то рассеяться, он отправился на охоту и не появлялся целую неделю.
Именно в то время ненависть сблизила Каролину с министром Актоном. Она посылала за ним раза по три в день, расспрашивала о военных новостях, а прощаясь, восклицала:
— Но вы же мужчина, найдите способ, чтобы я могла отомстить!
Тогда Актон отвечал ей теми единственными утешениями, какие она была способна воспринять: он твердил, что Франция бьется в кровавых корчах.
Но однажды он появился бледный, скрежеща зубами и на этот раз сам дрожа от бешенства. Увидев его, королева поняла, что он принес какую-то роковую новость.
Она резко выпрямилась и с силой стиснула мою руку, которую держала в своей, когда генерал вошел.
— Что там еще? — спросила она.
— А то, государыня, — отвечал Актон, — что республиканцы снова захватили Тулон.
— Тулон! — вскричала королева, бледнея. — Они его взяли! А ведь всего неделю назад вы мне рассказывали, что получили письмо от генерала Худа, где говорилось: «Если якобинцы отнимут у меня Тулон, я сам готов стать якобинцем».
— Что
— Но как это могло случиться? Вы же утверждали, что Тулон осаждают безнадежные болваны. Карто, генерал Карто, по вашим словам, неспособен вести осаду даже третьеразрядного городишка!
— Я готов это повторить, государыня. Но, к несчастью, Карто был отозван, вместо него прислали Дюгомье. Однако все же Тулон взяли не генералы — похоже, что это сделал молодой, никому не известный офицер, у которого это первая кампания.
— И как его имя?
— Буонапарте.
— Что еще за Буонапарте? Итальянец?
— И да и нет.
— Как это «и да и нет»?
— Он корсиканец.
Королева топнула ногой.
— Тулон взят! — выкрикнула она.
Минуту она помолчала, хмуря брови и сжимая руки.
— И больше нет никаких сведений об этом Буонапарте?
— Я рассказал вам все что знал, государыня. Известие принесли моряки с торгового брига, который был заперт в тулонском порту и покинул его вместе с нашим и английским флотом. Но благодаря исключительной быстроходности он их всех опередил: порыв ветра, пронесясь над островом Эльба, подхватил его корабль, и он за три дня прошел путь от Пьянозы до Неаполя.
— Кого вы расспрашивали?
— Капитана.
— Я могу видеть этого человека?
— Нет ничего проще, но он уже рассказал мне все что знал.
— Когда вы рассчитываете получить новые известия?
— Сегодня вечером, ночью, самое позднее утром.
В это мгновение взгляд генерала случайно обратился в сторону моря.
— Э, государыня, да вот и корабль! Он идет сюда на всех парусах, и, по-моему, на горизонте видны и другие, они следуют за первым.
— Принеси подзорную трубу, Эмма, — обратилась ко мне королева.
Королева как-то попросила капитана Нельсона достать для нее хорошую подзорную трубу, и он прислал ей с «Агамемнона» самую лучшую.
Генерал Актон взял ее и, настроив должным образом, направил на судно, видневшееся у горизонта.
Затем он сжал трубу ладонями, сложил ее и произнес:
— Если не ошибаюсь, не пройдет и двух часов, как мы получим самые точные известия от человека, который ничего не упустил из происходящего.
— Так вы узнали этот корабль? — спросила Каролина.
— По-моему, это «Минерва» капитана Франческо Караччоло.
— Ах, так! — сказала королева. — Ну, если это он, предупредите его, что я желаю говорить с ним, притом говорить первая. Если угодно, генерал, вы можете сопровождать его, но пусть он прежде всего придет сюда.
Генерал откланялся и вышел.
Мы остались вдвоем. Королева вновь взяла подзорную трубу и следила глазами за корветом, пока он не вошел в гавань. Но еще прежде чем войти туда, корабль обменялся сигналами с Кастель делл’Ово, и капитан, не ожидая, пока якорь коснется дна, тотчас спустился в шлюпку, и она заскользила во внутреннюю гавань.