Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]
Шрифт:
Я же я в свою очередь сняла дом на Клерджес-стрит.
К несчастью, через несколько недель после этого новоселья судьба лишила меня поддержки и близости моего благородного друга: его послали командовать Средиземноморским флотом.
Это было большой честью, но вместе с тем и большим горем для меня. Ведь мы не расставались целых полтора года, я привыкла к этой жизни вдвоем, и вот нам пришлось прервать ее, причем ради новой войны, еще более ожесточенной, чем прежде! Я бы сказала, что надежды на мир, которые все питали так долго, рухнув, еще более усилили взаимную ненависть Франции и Англии.
Отчаяние Нельсона было тем сильнее, что я снова, уже во второй раз, ждала ребенка.
Прежде чем расстаться, мы поклялись друг другу, что наш союз нерушим навеки, и он дал мне золотое кольцо, которое я с тех пор носила на пальце вместо кольца сэра Уильяма.
В конце июля я получила от него такое письмо:
«Моя возлюбленная Эмма, я уже посылал Вам весточки из разных мест, но лишь затем, чтобы
Наш путь из Гибралтара на Мальту был непомерно долог; на него ушло ни много ни мало 11 дней, и только 26-го мы дошли до Капри, где я дал приказ, чтобы фрегат, доставивший мистера Эллиота в Неаполь, присоединился ко мне.
Шлю Вам копии посланий короля и королевы; я был ужасно удручен, не найдя там ни словечка для Вас; впрочем, может быть, дело просто в том, что это чисто политические письма.
В письме королеве я сообщал ей следующее:
“Я расстался с леди Гамильтон 18 мая; она по-прежнему так привязана к Вашему Величеству, что, я уверен, отдала бы свою жизнь, чтобы спасти Вашу. У Вашего Величества никогда не было более искренней и преданной подруги, чем Ваша дорогая Эмма. Конечно, Вы должны были с огорчением узнать, что сэр Уильям оставил ее не в таком материально обеспеченном положении, как то позволяло его состояние. Все свое добро он разделил между своими родственниками, но леди Гамильтон, тем не менее, чтит его память”.
Надеюсь, дорогая Эмма, что королева напишет Вам непосредственно; если же она окажется столь неблагодарной, чтобы забыть Вас, я буду молить Бога, чтобы и он забыл ее; но Вы ведь тоже считаете — не правда ли? — что она неспособна когда-либо Вас забыть. Сейчас ей самое время дать Вам доказательство своей любви. Не показывайте копий писем короля и королевы никому, кроме наших самых близких друзей.
Король в печали и почти не покидает Бельведер; наш новый посол мистер Эллиот не видел ни его, ни королевы с 17-го числа, то есть со дня своего прибытия.
Между тем он должен быть им официально представлен 22-го.
Я убежден, что этот ничтожный корсиканец задумал захватить Неаполитанское королевство, поэтому я посоветовал генералу Актону не подвергать долее королевское семейство риску попасть в руки врага.
Как Вы понимаете, я вынужден очень спешить, чтобы скорее присоединиться к эскадре, стоящей у Тулона…»
Я приближаюсь к Тулону, готовясь разгромить французов. У нас наготове семь линейных кораблей, пять фрегатов и шесть корветов; через неделю мы получим подкрепление — еще три-четыре корабля.
Вы можете себе вообразить, милая Эмма, как я счастлив всякий раз, когда получаю одно из Ваших милых пространных писем.
Благодарю Господа за то, что Вы не испытываете ни в чем нужды; будьте уверены, что, как только мне удастся раздобыть шесть пенсов, пять из них я буду отдавать Вам. К несчастью, Вы по опыту знаете, что в денежных вопросах на друзей надежда плоха, и Ваш здравый смысл, как я полагаю, учтет этот опыт.
Я положительно рассчитываю, что министр все же кое-что сделает для Вас, но, если и нет, на хлеб с сыром у нас всегда хватит. Будь благословенна независимость! Хотя пока мне не представилось случая существенно пополнить свой кошелек, было бы уж чересчур большим невезением, если бы за всю кампанию я не раздобыл средств, достаточных, чтобы расплатиться с долгами, а когда они выплачены, это немалое утешение.
Пока я не заговаривал с генералом Актоном о ренте с моего герцогства Бронте, но, как только буду уверен, что Неаполь останется в руках короля Фердинанда, я задам этот вопрос. Хотя, по правде говоря, особых надежд я на сей счет не питаю.
Судя по тому, что я слышал, король Фердинанд настолько подавлен, что охотно согласился бы отречься от престола в пользу своего сына, чтобы вернуться на Сицилию. Как Вы помните, сэр Уильям всегда полагал, что этот монарх кончит именно так».
Я привожу здесь письма Нельсона, вместо того чтобы продолжать рассказ о себе самой, ибо, по-моему, куда интереснее наблюдать человека, имевшего такое большое влияние на судьбы Италии и вновь оказавшегося в местах, где совершались такие примечательные события, чем следовать за мной, поддерживающей первые нетвердые шаги Горации на газонах Мертон-Плейс.
Итак, я продолжаю, вернее, продолжает Нельсон:
Возлюбленная
Я приветствую Ваши планы и выбор общества на будущую зиму и весну. Надеюсь, что буду достаточно богат, чтобы произвести в нашем милом Мертоне все необходимые усовершенствования; Вас это развлечет, а мне, я уверен, останется только восхищаться всем, что Вы будете делать, вплоть до задуманной Вами посадки смородины.
Мне пришлось перебраться на “Викторию”; теперь привожу все здесь в порядок. В настоящую минуту Харди занят тем, что вешает в моей каюте Ваш портрет и портрет Горации — они будут единственным ее украшением. Я смогу каждый день созерцать их, находя в том все новое очарование — больше мне ничего не нужно.
Что до новостей военных, то не ждите их от меня; мы здесь мало что знаем. Я по-прежнему боюсь, как бы Неаполь и даже сама Сицилия не угодили в руки французов. Однако все мои советы я даю в столь подробной и точной форме, что, если беда и стрясется, ее не смогут свалить на меня.
Королева Неаполя, как я сужу по ее печати на конверте, отправила письмо князю Кастельчикала. Мне она тоже написала; ее послание полно изъявлений благодарности за мои заботы о спасении королевства.
Король по-прежнему ведет жизнь затворника; он отказался принять французского генерала Гувьона Сен-Сира, приехавшего в Неаполь улаживать вопросы, касающиеся военной контрибуции. Думаю, что он уже совсем готов оставить Неаполь и удалиться на Сицилию, если французы позволят ему сделать это.
С величайшей нежностью вспоминаю всех обитателей Мертона.
Ваш всегда верный и любящий
Эмма, моя возлюбленная, если я скажу Вам, что думаю о Вас без конца, днями и ночами, это будет еще недостаточно сильным выражением той любви, которую я к Вам питаю. Оторванный от Вас неумолимыми обстоятельствами, я всей душой принадлежу Вам, верьте этому!
Наша родина призвала меня исполнить мой долг перед ней, и, если я не откликнусь на ее зов, Вы же сами в час холодного размышления устыдились бы за меня, не имея более права сказать: “Вот человек, который спас Англию! Вот тот, кто первым идет в бой и последним покидает поле сражения!” И напротив, слава, какую я могу стяжать, озаряет и Вас — все скажут, говоря обо мне: “На какие только жертвы не идет он ради отечества! Даже решается покинуть самую очаровательную, самую совершенную женщину в мире!”
Поскольку Вы меня любите так же, как я люблю Вас, Вы меня поймете. Мое сердце принадлежит Вам, берегите его, возлюбленная моя! Я вернусь победителем, если так будет угодно Господу, и, что бы то ни было, имя мое останется незапятнанным. Я поступаю так не из тщеславия или жажды богатства — ни то ни другое не могло бы удержать меня вдали от всего, что дорого моему сердцу. Нет, я жертвую собой ради величия Англии, ибо такова воля Всевышнего.
Я Ваш, Ваш навсегда в этом мире и в вечности.
XCV
Благодаря семейству Нельсона, которое, пока был жив наш дорогой адмирал, прекрасно вело себя по отношению ко мне, я не была совершенно одинока в его отсутствие. Его племянница поселилась в доме и стала моей ученицей: я обучала ее французскому и итальянскому языку, рисованию, музыке и могу засвидетельствовать, что за полгода я превратила ее, что была чем-то вроде маленькой крестьяночки, в светскую юную особу. С моей стороны это было не более нежели снисходительной благосклонностью, но со стороны семьи Нельсона — доказательством подлинного уважения ко мне.
Доктор Нельсон, брат адмирала и отец девушки, чьим воспитанием я занималась, получил сан каноника в Кентерберийском соборе и в ту пору был весьма настойчив в своем желании быть мне полезным; часть лета я провела у него в гостях.
Со мной была миссис Веллингтон, в прошлом драматическая актриса, очень красивая женщина, одаренная большим талантом.
Надобно заметить, что обитатели Кентербери были весьма озадачены, увидев, каких гостий принимает у себя почтенный каноник, и до крайности шокированы, когда в один из праздничных дней мы с миссис Веллингтон предложили исполнить в соборе дуэтом какое-то священное песнопение. Наше предложение было встречено сухим и определенным отказом. Более того, респектабельные буржуа, жители древней столицы королевства Кент (читай — королевства Cant [59] ), присылая свои визитные карточки, не забывали надписывать их так: «Для доктора Нельсона, но не для леди Гамильтон».
59
Ханжество (англ.).