Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Шрифт:
В одном месте я увидал внутреннюю стену трехэтажного коттеджа — все остальное, точно отрезанное по линейке, лежало грудой внизу. В стене был альков. Детская кроватка каким-то чудом висела в воздухе, краем уцепившись за пол алькова. На кроватке лежала большая красивая кукла с красным бантом в волосах… Сердце как-то сжалось, и я невольно подумал: «А где хозяйка этой куклы? Должно быть, под горой обломков с размозженной головой». Я долго потом не мог забыть этой сцены — такой простой и такой патетической.
Отряды противовоздушной обороны везде суетились около развалин, откапывали засыпанных обломками, тушили еще горевшие
На следующий день, 8 сентября, опять ровно в 9 часов вечера в небе раздался знакомый и отвратительный звук — от него почти тошнило. Мы сразу поняли, какая ночь нам снова предстоит. Накануне, из любопытства и из какого-то полумальчишеского ухарства, работники посольства не уходили в бомбоубежище, имевшееся при посольстве. Теперь приходилось отнестись к надвигавшейся опасности серьезнее, и я приказал всем, кроме двух дежурных, отправляться немедленно в наше подземное помещение. С этого дня в посольстве был установлен твердый порядок! в случае налетов работники посольства уходили в бомбоубежище.
Здесь будет уместно рассказать кое-что из истории посольского бомбоубежища.
Когда 1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу, а 3 сентября Англия и Франция объявили войну Германии, я телеграфировал в Москву с просьбой немедленно перевести мне 3 тыс. фунтов на постройку бомбоубежища. На следующий день я получил эту сумму и сразу приступил к осуществлению своего намерения. Однако прежде всего надо было решить два вопроса:
1. На какое количество людей рассчитывать бомбоубежище?
2. На защиту от какого веса бомбы рассчитывать толщину перекрытия?
По первому вопросу я устроил совещание с активом посольства с привлечением представителей от торгпредства и других наших торговых организаций. Мнения были разные. Лично я защищал ту точку зрения, что обеспечить бомбоубежищем всю советскую колонию, насчитывавшую несколько сот человек, мы не в состоянии: в посольстве для этого просто места нет, да это и нецелесообразно, поскольку большинство работников и их семьи жили разбросанно, на частных квартирах, и в случае налета вообще не могли добраться до посольства. Торгпредству, которое территориально было расположено далеко от посольства, очевидно, надо строить свое собственное бомбоубежище, а тем товарищам, которые живут в стороне и от посольства, и от торгпредства, придется пользоваться ближайшими к ним бомбоубежищами, предназначенными для англичан (таковые стали создаваться вскоре после начала войны). Поэтому мысль о постройке одного большого убежища, в котором могла бы укрыться вся советская колония, мысль, которую защищали некоторые товарищи, я считал утопической, нереальной.
В своих предложениях я исходил из совсем иных соображений. Нашей целью должно было являться обеспечение для посольства, как учреждения, возможности выполнять свои основные функции при всяких условиях. Это значило, что емкость бомбоубежища должна
В результате жарких прений моя точка зрения восторжествовала, и мы пришли к выводу, что посольское бомбоубежище должно быть рассчитано на 50 человек, но с тем, чтобы эти 50 человек могли в убежище не только укрываться, но и работать.
По второму вопросу я собрал всех наших военных и технических специалистов и поставил перед ними вопрос о том, какой толщины должна быть железобетонная плита, которая будет защищать бомбоубежище от прямого попадания германских бомб. После длинного обсуждения и горячих споров мы пришли к выводу, что с учетом быстрого развития техники в период войны надо заказать плиту из расчета на прямое попадание 500-килограммовой бомбы.
Наши соображения в принципе были совершенно правильными, но все-таки мы допустили одну ошибку: темпы развития техники обогнали даже наши предположения. В период «большого блица» — примерно до конца 1940 г. заказанной нами плиты было достаточно для обеспечения нашей безопасности, но зато примерно в первой половине 1941 г., - когда немцы стали сбрасывать бомбы и мины в тысячу и больше килограммов, имевшаяся плита оказалась слишком слабой. Пришлось на нее наложить вторую плиту такой же толщины. В результате посольский сад был обезображен. Первая плита лежала ниже уровня сада, над ней имелся слой земли в полметра толщиной. Вторая плита уже высоко подымалась над уровнем сада и вылезала наружу какой-то неуклюжей горой, безобразие которой мы тщетно пытались смягчить растениями и искусственными украшениями. Эта гора так и осталась в наследие моим преемникам на посту лондонского посла.
Внутреннее устройство бомбоубежища было вполне целесообразно. Подземным ходом оно было связано с подвальным этажом посольского здания. В самом бомбоубежище имелось пять отсеков, оборудованных в виде небольших комнат со столами, стульями и примитивными постелями, на которых можно было спать. Отсеки отделялись друг от друга деревянными стенками с дверями. Имелись электрическое освещение, радио, вентиляция и два запасных выхода на случай, если бы вход из посольства был завален обломками здания.
В первую зиму войны не было надобности в бомбоубежище: то были месяцы «странной войны», когда английские самолета сбрасывали на Германию листовки, а немцы в ответ молчали.
С началом «большого блица» мы использовали бомбоубежище по его прямому назначению. Каждый день к 9 часам вечера туда переселялись основные работники посольства, переносили туда все секретные или особо ценные материалы, составляли здесь отчеты и донесения, зашифровывали или расшифровывали телеграммы. Тут же устраивали заседания, а по ночам спали. Конечно, сон в бомбоубежище несколько отличался от нормального сна дома, в привычной постели, но все-таки то был сон, который подкреплял людей для дневной работы. Германские бомбы падали вокруг, но до бомбоубежища обычно доходили лишь легкие, глухие удары, точно на землю сыпались какие-то железные яблоки, и постепенно мы так привыкли к ним, что перестали обращать внимание на это.