Воспоминания советского посла. Книга 2
Шрифт:
Итак, Томас мотивировал акцию британского правительства интересами внутриимперской торговли. Несколько иные объяснения дал заместитель премьера Болдуин, выступивший в палате общин два дня спустя, заявив, что основным недостатком торгового соглашения 1930 года является статья о наибольшем благоприятствовании. Болдуин продолжал:
«Наши продажи России во мною раз меньше их продажи нам. Поэтому мы считали, что торговое соглашение должно быть аннулировано. Одновременно мы сказали им, что готовы заключить, если они желают, новое соглашение, которое лучше обеспечило бы наши позиции… и дало бы нам возможность приостанавливать их импорт в случае, если импортируемые товары наносят ущерб любой из наших собственных отраслей промышленности…» [42]
42
Ibid., col. 449-450. («Parliamentary Debates. House of Commons». — V_E).
Как
Все это звучало малоубедительно и было больше похоже на казенные «отписки», чем на объяснение действительных мотивов английского правительства. Ясность в положение внес министр финансов Н. Чемберлен, который, отвечая на еще один запрос в парламенте 21 октября, сказал:
«Почтенный джентльмен привел гипотетический случай, когда русское правительство могло бы производить пшеницу дешевле кого-либо другого. Позволю себе спросить, как можно установить издержки производства в России? Как можно сравнивать сравнивать издержки производства в России с какими-либо другими, когда здесь нет ни издержек на оплату процента на капитал, ни инвестиций, пложенных в землю, и т. д., которые имеются в обычном производстве? Очевидно, сравнивать невозможно. При русской системе можно игнорировать различные статьи расхода, которые приводится принимать во внимание, когда речь идет об обычных производителях. Поэтому совершенно ясно, что русское правительство в состоянии «испортить» рынок для всех других торговцев, не подпадая под обвинение в продаже по демпинговым ценам» [43] .
43
Ibid., col.532 («Parliamentary Debates. House of Commons». — V_E).
Со свойственной ему прямолинейностью Чемберлен выпустил кошку из мешка: все дело, оказывается, было в том, что в СССР господствовала социалистическая система хозяйства (не было, видите ли, ни процента на капитал, ни частных капиталовложений в землю!), которая уже на этой сравнительно ранней стадии развития обнаруживала несомненное превосходство над «обычной» для Чемберлена, т. е. капиталистической, системой хозяйства. Вот где коренилась истинная причина той дискриминации, которую британское правительство проявило в отношении СССР!
Как бы то ни было, но решающий шаг британским правительством был сделан: торговое соглашение 1930 года перестало существовать, и будущее советско-английской торговли повисло в воздухе.
К этому времени наша страна только что закончила первую пятилетку, и закончила успешно, в четыре года, благодаря героическим усилиям советского народа. Мы вступили в пятилетку отсталой, аграрной страной. У нас не было достаточных кадров, и потому для своей индустриализации мы вынуждены были привлечь иностранных инженеров и специалистов, главным образом из США, Германии и Англии. У нас не было современных станков и машин, и потому мы вынуждены были ввезти из-за границы самое разнообразное оборудование. У нас были очень ограниченные средства в иностранной валюте. И все-таки первая пятилетка была закончена досрочно! Но она досталась нам дорогой ценой: не хватало продовольствия, не хватало обуви и одежды, не хватало домов и квартир. Советские люди добровольно и сознательно жертвовали всем, необходимым для успешного преобразования экономики своей страны. Да и как могло быть иначе? Ведь в 1928-1932 гг. мы вели трудную и упорную борьбу на экономическом поле битвы. Борьбу за наше будущее, за торжество социализма, в нашей стране, за грядущее счастье всего человечества. Цель, которую мы преследовали, безусловно, стоила принесенных ради нее жертв, и мы могли с удовлетворением констатировать
Однако положение СССР было трудным. Изнутри нам грозила кулацкая стихия, которая хотя и была побеждена в процессе коллективизации, но еще сохраняла возможность серьезно вредить советскому государству. Извне нам грозили реакционные силы капиталистического мира — особенно в Англии, — которые все еще не хотели примириться с существованием «большевистской страны» на востоке Европы, вели против нее всевозможные интриги и мечтали о новом крестовом походе для ликвидации этого «очага революции» вооруженной рукой.
Такова была та обстановка, в которой начинались торговые переговоры с британским правительством.
Начало переговоров
На протяжении всего ноября 1932 г. я держал Москву в курсе всех своих встреч и бесед по вопросу о торговых переговорах, и 7 декабря мне было поручено уведомить английское министерство иностранных дел, что Советское правительство принимает предложение британского правительства об открытии переговоров в целях заключения нового торгового соглашения и что представителями Советского правительства в переговорах буду я и наш тогдашний торгпред в Лондоне А. В. Озерский. Соответствующую ноту я направил на имя постоянного товарища министра иностранных дел сэра Роберта Ванситарта.
Первое совместное заседание сторон состоялось 15 декабря в здании министерства торговли. С советской стороны в качестве главных делегатов присутствовали я и Озерский, с британской стороны — министр торговли Ренсимен и глава департамента заморской торговли Колвил. Кроме того, за столом сидело значительное число экспертов обеих сторон, среди которых были первый секретарь посольства Каган от нас и сэр Хорас Вилсон от англичан. Этот последний сыграл в дальнейшем чрезвычайно большую роль в ходе переговоров.
Как и следовало ожидать, заседание 15 декабря носило больше формальный характер. Председательствовал Ренсимен. Он сказал несколько ничего не значащих вступительных слов и затем погрузился в сонное молчание, которое соблюдал вплоть до самого конца заседания. Основным оратором с английской стороны был Колвил, который построил свою речь главным образом на критике принципа наибольшего благоприятствования (содержавшегося в соглашении 1930 года) как совершенно неприменимого к «специальным условиям советской торговли» и противоречащего английским обязательствам, данным в Оттаве. Английские эксперты только поддакивали Колвилу.
Я выступил с кратким заявлением общего характера, в котором, подчеркнув, что «одностороннее денонсирование временного торгового соглашения 1930 года едва ли является кратчайшим путем к развитию англо-советской торговли», тем не менее от имени Советского правительства выразил готовность «сделать все возможное для облегчения переговоров о заключении нового торгового соглашения, построенного на базе здравого смысла». Далее английской стороне было предложено представить свой проект будущего торгового соглашения: поскольку денонсирование соглашения 1930 года исходило от британского правительства, на нем лежала обязанность указать, чем именно оно недовольно в старом соглашении, и сделать новые предложения. «Что касается нас, — прибавил я, — то мы вполне удовлетворены временным торговым соглашением (1930 года. — И. М.) и не хотим никаких изменений в положениях этого соглашения». В заключение я прибавил:
— Во время переговоров подобного рода довольно обычно, что каждая сторона вначале выдвигает чрезмерные требования в расчете иметь больше возможностей для «торговли». Каждой стороне кажется, что такой метод, столь обычный для восточных базаров, является наиболее удобным путем в целях достижения надлежащего компромисса. Я в этом сильно сомневаюсь. В лучшем случае подобный метод требует затраты большого количества времени и энергии для приведения раздутых требований сторон к реальному минимуму. Я был бы счастлив, если бы в данном случае британская сторона, формулируя свои предложения, поскольку это человечески возможно, отказалась от восточной привычки искусственно взвинчивать свыше меры свою цену. Если мое пожелание будет учтено, мы скорее придем к деловому результату, выгодному для обеих сторон.