Воспоминания
Шрифт:
Дорога вела на юго-восток по плоской равнине, поросшей кустарником и камышом; кое-где нам попадались поля, засеянные просом. Мы прошли через несколько маленьких деревень (с постоянными жилищами, не киргизские аулы), которые были покинуты жителями, и, проделав путь в 21 1/2 версты, достигли правого берега Куандарьи, которая катила по степи свои мутные, красноватые воды, имея здесь ширину 15-20 саженей. Все было тихо на противоположном берегу, и небольшая крепость казалась вымершей. По своему устройству и внешнему виду она напоминала Чим-Курган, только была меньшего размера, но высота и толщина стен были такими же.
Какой-то киргиз переплыл реку, чтобы разведать обстановку. В это время казаки обнаружили на этом берегу маленькую старую
8-го, рано утром, я покинул лагерь и поехал по другой дороге, справа от прежней, обратно к разрушенной крепости Кош-Курган. Мы вынуждены были снова пересечь пять глубоких оросительных каналов и в полдень расположились у озер, образованных разливом Караозека, недалеко от ранее упомянутого захоронения Кук-Тунды. В сильную жару мы прошли только 17 1/2 версты. Остров изобиловал следами ранее произраставших здесь сельскохозяйственных культур; об этом свидетельствовало множество высохших оросительных каналов, которые часто мешали нашему продвижению. Грабежи хивинцев и кокандцев все больше и больше вытесняли отсюда трудолюбивых жителей и сделали плодородный остров пустыней.
9-го я прошел 30 1/2 версты, следуя прежней дорогой. Мы снова пересекли песчаные холмы, но расположились не на правом берегу Жанадарьи, как ранее, а на левом берегу Караозека, у канала Бузколь. Вода в реке была свежей и чистой; мы обнаружили здесь хорошее пастбище.
10-го мы прошли последние 23 1/2 версты и в 11 часов утра оказались на берегу напротив лагеря Буренина. Войска приветствовали меня громким "ура!". Переправа через бурную реку продолжалась весь день, потому что меня сопровождали киргизы со своими отарами овец. Животных переправляли на салах. Теперь отряды снова соединились, и задача моей экспедици была в целом выполнена. В лагере меня ожидала почта из укрепления Раим (Аральского).
11-го я устроил дневку. Люди стирали белье, ремонтировали все необходимое, а я послал отчет об экспедиции графу Перовскому. Так как мнимый святой Марал-Ишан заранее сообщил кокандцам в Ак-Мечеть о нашем продвижении (о чем я уже догадался на обратном пути), я наложил на старого притворщика контрибуцию в полдюжины жирных быков для пропитания моего отряда; он мог радоваться, что так легко отделался.
12-го я отправился в обратный путь. Оставив позади 19 1/2 версты, мы расположились у Хор-Хута (большое киргизское молельное поле со множеством могил) при температуре 28 1/2°. Отсюда я послал одного из пленных бухарцев в Ак-Мечеть с письмом коменданту, в котором сообщал, что крепости Кош-Курган, Чим-Курган и Кумыш-Курган разрушены, что русские знают теперь дорогу на АкчМечеть и что в скором времени следует ожидать их появления в большом
Отсюда я следовал прежней дорогой вдоль правого берега Яксарта, останавливался на старых лагерных стоянках и при температуре 26-30° в тени прибыл 17-го в лагерь при Майлибаше. Здесь меня ждала большая барка с пятидневным запасом провизии (мои продукты подошли к концу), а также свежий хлеб, сыр, капуста, огурцы, дыни, квас и даже лед - все это прислал мне комендант майор Энгман из Аральского укрепления. Я использовал барку, чтобы отправить раненых по воде в форт; они заметно поправлялись и были веселы.
18-го и 19-го я продолжал обратный путь. Дорога была изрезана множеством каналов и старыми пашнями. Покрыв расстояние в 47 1/2 версты, мы расположились в урочище Казалы. Здесь позднее (в 1854 г.) был построен новый форт, названный также Казалы, и начато строительство пристани на Сырдарье для пароходной флотилии.
21 августа мы прошли последние 22 версты и в 10 часов утра прибыли в Аральское укрепление; офицеры во главе с комендантом выехали нам навстречу и сердечно приветствовали нас. По русскому обычаю, меня встречал священник с благословением, а у ворот форта нас ждали с хлебом и солью.
22-го, в годовщину коронования покойного императора Николая, был спет Те Deum, солдатам гарнизона выдали водку, вечером форт иллюминировали и устроили фейерверк. Вечер завершился балом и ужином у коменданта укрепления. Здесь, на берегу древнего Яксарта, в районе, где еще пять лет назад была пустыня, люди жили спокойно и весело. Какие изменения произошли за столь короткое время! И как еще русское могущество может распространиться в Центральной Азии в ближайшие 25 лет!
23-го я велел отслужить молебен в память храбрецов, павших у стен Ак-Мечети. Через 12 месяцев за них страшно отомстили. Мои раненые были размещены в госпитале; все выздоровели, за исключением трех: одному казаку ампутировали левую ногу до колена, у другого не сгибалась левая рука, а третий лишился глаза.
24-го я закончил составление планов и последний рапорт графу Перовскому, попрощался с моим храбрым войском, а также с любезной семьей коменданта и 25-го покинул укрепление Раим с небольшим караваном экипажей, в котором ехали и дамы, возвращавшиеся в Орск. Под моей защитой и в сопровождении казаков они совершили путешествие по песчаной пустыне Каракум, через Уральское укрепление и Карабутак, в Орск за 17 дней. Во время этой поездки я спал либо на открытом воздухе, либо в тарантасе. От Орска я ехал на почтовых до Оренбурга, куда прибыл в середине сентября. Отсюда я отправился в летний лагерь (кочевку) графа, расположенный в 120 верстах на северо-восток от Оренбурга, чтобы представиться ему.
Граф любезно принял меня, но упрекнул, что я рискнул предпринять штурм Ак-Мечети столь незначительными силами. Я возразил, что мои подчиненные, воодушевленные занятием внешней крепости, не могли остановиться и отважились на штурм цитадели и только с трудом я вернул их в лагерь; если бы у меня были штурмовые лестницы, то штурм мог бы быть удачным. На это граф сказал мне, что за эту неудачу отомстят в следующем году, и сообщил, что он подал рапорт о присвоении мне чина генерала и о награждении моих подчиненных, за что я поблагодарил его от всего сердца. Я остался на ночь в летнем лагере графа, где его гости угощали меня шампанским, и на следующий день возвратился в Оренбург{*68}.