Воспоминания
Шрифт:
Каждое утро в 8. 30 я уже стояла у мольберта в группе из двадцати пяти человек в большой комнате с серыми стенами. Первые дни были для меня трудными. Сокурсники сторонились меня, отнеслись с недоверием. Но видя, как я упорно работала и отнюдь не кичилась своим положением, они стали дружелюбны и даже оказывали мне знаки внимания. Это благодаря их помощи и критике я сумела за короткое время добиться значительных успехов.
В одиннадцать у нас был перерыв, и я часто оставалась в школе, завтракая принесенными с собой бутербродами. Иногда мои соученики угощали меня молочной едой и имбирными коврижками, которые мне особенно нравились. К полудню мы снова поворачивались
Вернувшись домой, я быстро переодевалась и шла на занятия в школу верховой езды. Час или два я напряженно тренировалась, училась ездить на лошади без стремян и даже преодолевать так препятствия. Потом, приняв ванну и выпив чаю, я отправлялась на урок пения или играла на фортепьяно, чтобы уметь себе аккомпанировать. Вечером я обычно выполняла задания по композиции, готовясь к экзамену, который проводился в школе раз в месяц. Мне нравилось, что на них выставлялись анонимные работы и у меня был шанс победить, если я добьюсь хорошего результата.
По дороге в художественную школу я познакомилась с поистине замечательным человеком. Он был кондуктором трамвая на линии от Стокгольма до моего дома в Юргардене. Я часто ездила этим маршрутом, когда не хотела пользоваться машиной. Дорога занимала пятнадцать минут, пассажиры обычно были одними и теми же, и у меня вошло в привычку беседовать с ними. Так я и познакомилась с этим кондуктором — старым седобородым мужчиной, который работал в компании уже много лет. Я узнала, что из своего заработка он переводил деньги небольшому дому для незаконнорожденных детей, брошенных родителями. Я была потрясена великодушием этого человека и пригласила его однажды к себе домой на чашку кофе, чтобы лучше познакомиться. Я и теперь помню его в шапке и перчатках, как он спокойно и с крайним достоинством сидел у меня в гостиной.
Сумрачные утра шведской зимы всегда настигали меня по дороге в школу. Время шло быстро и интересно. Удовлетворение достигнутым, приятная усталость теснили мрачные мысли, которые порой случайно приходили ко мне, несмотря на все усилия отогнать их прочь, а общество друзей моего возраста, простота наших отношений и отсутствие всяких условностей благотворно действовали на меня.
Я попросила короля устроить для меня костюмированный бал и для большего веселья организовала на нем кадриль для молодежи. Восемь наших пар танцевали менуэт и гавот, а потом мы с мужем исполнили мазурку, быстрый танец, живой и энергичный. У нас были красивые польские костюмы. Шпоры на моих маленьких зеленых сапожках сверкали и звякали в такт веселой музыке, и мы совершали такие стремительные пируэты, что отлетели пришитые на мое платье изумруды.
В январе прошли большие придворные празднества, приуроченные к официальному открытию парламента. По этому случаю мы все собрались к десяти утра — принцессы в парадных платьях из черного бархата с длинными шлейфами и рукавами с прорезями, отороченными горностаевым мехом, придворные дамы также в черном, но без меха, король, принцы и министры в нарядных мундирах. Мужчины группировались около короля на возвышении в зале, принцессы и придворные дамы позади них занимали верхнюю галерею. Церемония не была слишком утомительной, после нескольких речей, хотя довольно длинных, мы вернулись домой. Вечером мы должны были присутствовать на даваемом во дворце ужине в честь депутатов, после которого мы беседовали с ними, и время тянулось ужасно медленно.
Но большой бал был самым долгим и самым утомительным из всех торжеств.
Начался бал. Мы должны были протанцевать по три кадрили с членами правительства и иностранными послами. Король и принцы танцевали с их супругами. Для других танцев нам предоставлялась относительная свобода выбора, но следовало заблаговременно предупредить партнера, а потому камергер отправлялся сказать ему о чести, которой он удостоен.
Весной 1911 года король решил послать моего мужа и меня в путешествие, и это нас обоих обрадовало.
Следующей зимой должна была состояться коронация короля Сиама, приглашения на которую разослали во все европейские дворы. Нам предстояло представлять шведскую корону.
Не знаю, догадывался ли король о явной холодности в отношениях между мной и его сыном и потому предложил эту поездку в надежде, что все уладится, или же торговые интересы Швеции в Сиаме действительно требовали присутствия принца для продвижения дел. Разумеется, последняя причина и была выдвинута нам и для публики.
Восток
Наше путешествие продолжалось шесть месяцев. Большую часть лета мы провели в подготовке к нему, а в конце октября отправились в путь, посетив по дороге Париж и Ниццу, откуда перебрались в Геную. Здесь мы сели на германский лайнер водоизмещением 8000 тонн, направлявшийся в Сингапур.
В дополнение к нашей обычной свите, которая состояла из фрейлины мисс Гамильтон, гофмейстера Рудебека и личного адъютанта Хейденстама, нас сопровождали еще десять человек — шведские дипломаты, профессора, консул Сиама в Стокгольме и другие лица.
Путь до Сингапура занял три недели с короткими остановками в Порт–Саиде, Адене, Коломбо и Пенанге. Всюду, куда мы прибывали, нас ожидал официальный прием, английские губернаторы и постоянные жители приходили встречать нас в белых мундирах и устраивали нам обеды в прохладных комнатах своих просторных дворцов, что казалось раем после душных маленьких кают нашего судна.
Но на берегу нам доводилось проводить лишь краткое время, а дни плавания тянулись нескончаемо медленно. Жара, безделье, отсутствие комфорта стали действовать на нервы, пассажиры, главным образом немецкие колонисты, лишь наводили скуку.
В Сингапуре, где мы пересели на яхту короля Сиама, мы встретились с другими гостями, прибывшими на коронацию.
Прием в Бангкоке был поистине великолепен. Меня с мужем и наших сопровождающих разместили во дворце, где создали прекрасные условия. Фрейлина сиамского двора и две камергер–дамы были причислены к моей свите и несколько сиамских адъютантов к свите принца. Для нашего обслуживания выделили много пажей, мальчиков из хороших семей, так как к королевским персонам могли быть приближены только лица из знати, постоянно в нашем распоряжении находились совершенно новые автомобили, коляски и верховые лошади.