Воспоминания
Шрифт:
Мы провели в Петербурге восемь дней в вихре обедов, званых вечеров, приемов, нанося визиты и давая аудиенции. Все это было незнакомо мне и даже казалось забавным.
Наступил день нашего отъезда; мою грусть смягчало то, что часть пути отец проделает с нами, что в некотором смысле я уже попрощалась с Россией, когда покидала Москву, и что после свадебного путешествия я встречусь с Дмитрием в Париже. И все же, когда я увидела его на перроне стоящим позади всех с тетей и подумала, как тоскливо ему будет возвращаться в опустевшие апартаменты, сердце мое болезненно сжалось.
Отныне жизнь разделила нас, каждый будет следовать своим путем, бороться поодиночке.
Мне было дано все, но я чувствовала себя беспомощной. Меня всегда оберегали, опекали, наставляли, я не обладала собственной инициативой, не была готова к самостоятельному поведению. Буржуазные идеи бытовали и при дворах монархов, где тоже выступали за сглаживание различий. Нивелирование применялось здесь задолго до возникновения идеи всеобщей уравнительности; принцесса, которая выделялась умом или стремлением делать что нибудь выходящее за привычные занятия благотворительностью, вызывала зависть себе равных, и тут нет ни критицизма, ни иронии. Предпочтение отдавалось посредственности, так было надежней и безопасней, и это верно не только для России, но свойственно королевским кругам повсюду.
Переезжая из одной страны в другую, я не меняла своей среды. На смену моей тете придут другие тети, вместо гувернантки будет фрейлина. Я не видела столь желаемой существенной перемены, и это в высшей степени тяготило. Мне была неведома простая искренняя дружба, я так мало знала о том, что теперь покидаю, — о России, ее жизни, ее величии, ее обширных пространствах, ее бесконечно разнообразных красотах.
За исключением брата я ничего не оставляла позади себя, ни семьи, ни дома, ни привязанностей. Но несмотря на печальные воспоминания о детстве, несмотря на пустую, бесцельную жизнь, которую я вела, несмотря на отсутствие глубоких связей с родиной, я почему то испытывала преданность и любовь к своей громадной, таинственной стране. Не зная ее, я понимала ее инстинктивно, я чувствовала ее недостатки, ее безграничные возможности, ее безрассудство и ее мудрость и в душе на протяжении всей своей жизни продолжала считать себя русской.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРОБУЖДЕНИЕ
Швеция
Наше свадебное путешествие началось с визита к королеве Швеции, матери мужа, которая по состоянию здоровья не могла присутствовать на нашей свадьбе. Урожденная принцесса Баденская, она жила тогда в Германии в Карлсруэ вместе со своей матерью, эрцгерцогиней Луизой.
В Карлсруэ нас ожидал официальный прием. Мне нужно было выйти из поезда в парадном виде, с украшениями, и можно представить, сколь сложно одеться так в условиях обычного купе первого класса. В Карлсруэ двор пребывал в трауре по случаю кончины деда моего мужа. Все принцессы и фрейлины были в черных одеждах и вуалях, а на любимом кресле покойного эрцгерцога лежал траурный венок.
Эрцгерцогиня Луиза, дочь императора Вильгельма I, являлась одной из последних представительниц ныне исчезнувшего поколения принцесс. Это была старая дама, в которой строгие принципы и железная воля сочетались с живым умом и необычайно широким кругом интересов. Несмотря на мои юные
Ее преданность семье была удивительной, ее интересовало буквально все, что этого касалось. Часами она расспрашивала меня о разных родственниках в России, которых знала только по именам. Для нее имела значение малейшая деталь. Такое же отношение распространялось и на умерших, которые, казалось, продолжали занимать то же место в ее жизни, что и прежде. Ее спальня, куда она меня пригласила однажды, была увешана фотографиями королей, королев, принцев и принцесс на их смертном одре. Некоторые рамочки украшали веточки бессмертника и креповые банты.
При дворе в Бадене строго соблюдался этикет. Даже семейные встречи были обставлены торжественностью, и мне казалось, что такое актерство доставляло удовольствие знатным персонам, лишенным других развлечений. Моя новая семья относилась к этому очень серьезно.
На следующий после нашего приезда день император Вильгельм II приехал с официальным визитом. Вечером после парадов и церемоний семья собралась на обед в узком кругу, за столом было только семь или восемь человек. Я сидела рядом с принцем Максом, тогда молодым человеком, отличавшимся от родственников веселым характером. От его шуток я рассмеялась.
Наступила тишина. Все обернулись и смотрели на меня с крайним изумлением. Я покраснела и потупилась. Дома, в России, где все отличалось большим масштабом, личные отношения были гораздо проще. Этикет существовал только для церемоний.
Потом мы с мужем отправились в Венецию, причем шведский король решил, что во время медового месяца нам не нужны сопровождающие. Венеция, где я страстно мечтала побывать с детства, вызвала разочарование, я не нашла в ней ничего замечательного, только спустя много лет я сумела оценить ее. Потом мы поехали в Ниццу, где нас ожидал автомобиль, на котором мы путешествовали по Франции.
В Марселе принц слег в постель, так как немного простудился. В компании шофера я совершила небольшую морскую экскурсию, чтобы посмотреть замок Иф. Это происходило в субботу, и в выходной день на пароходе было много рабочих и солдат, все потягивали вино и распевали во весь голос.
В Биаррице я встретилась со своей кузиной великой княгиней Ксенией, которая с детьми жила в большой вилле у моря. Однажды мы съездили в Сан–Себастьян посмотреть бой быков, но сели на солнцепеке, и головная боль вынудила меня уйти, не дождавшись конца. Из Биаррица мы поехали в Тур, а оттуда по замкам Луары.
К тому времени я возненавидела эти поездки. Езда на автомобиле утомляла меня, часто случались всякие поломки, к тому же наряды того времени были плохо приспособлены к подобным путешествиям. В то время я не привыкла обходиться без горничной. Шляпа, укрепленная на верху высокой прически, не держалась на месте, и, чтобы не потерять ее, приходилось крепко привязывать ее вуалью, которая забивалась пылью и не давала свободно поворачивать голову. Юбки были слишком длинными и широкими для таких поездок. Время от времени я посматривала на себя в зеркало заднего вида и приходила в ужас: ветер трепал волосы, а шляпа съезжала набок.