Воспоминания
Шрифт:
Что ты скажешь об этом? Говоря без иронии, я хочу работать и согласен на всякую работу. Здесь я до сих пор был ассистентом по кафедре гистологии и занимался кроме того переводом на немецкий язык научных работ. Перевел около десятка работ, из которых уже более половины напечатаны на немецком языке. Сделал и сам маленькую научную работу.
Мой старший сын четырнадцатилетний имеет несомненный писательский талант и художественную восприимчивость. Очень тонко чувствует и любит природу, но, к несчастию, любит аффектацию. Страшно думать, что он не получит образования.
Искренний привет Анне Елеазаровне, Тане и Наташе. Привет Ремизову, если он там.
Целую тебя и
Твой Дмитрий Жуковский
Симферополь Суворовская 6.
Дорогой Лев Исакиевич!
Сестра переслала нам Ваше письмо к ней, полученное в марте, и для нас было большой радостью увидеть страницы, написанные Вашей рукой и узнать о Вашей жизни. Как хотелось бы прочесть и «Странствование по душам» и особенно «Revelations de la mort» – ибо никогда смерть не была такой заманчивой и влекущей как теперь. Мне, как русской, гордо сознавать, что Вас оценили французы, хотя быть может и не понимают вполне, то есть понимают по своему, именно те стороны Вашего дарования, которые соответствуют их духу – изящество, тонкость мысли… (дух Montaigne, Bergeret у Франса и т. д.) Кто переводил Вас? Хорошо ли передал Ваш стиль? Как интересно бы взглянуть на перевод! И как печально, что нам здесь все это недоступно… Теперь нас с сестрой мучает Ваша «Власть ключей», книга о Паскале… и по заглавиям стараемся угадать, о чум это. Так же как книга Бердяева «Философия неравенства» уже переводится на английский язык, а мы не знаем, прочтем ли её когда-нибудь…
Какой молодец Ваша Наташа – сердечно поздравляю её с степенью инженера – письмо это придет, верно, когда она уже получит её.
О нашей жизни внешней писать не буду, а иной сейчас нет. Дм. Евг. написал Вам о нашей мечте (но дозволено ли теперь мечтать?), и я с своей стороны горячо прошу Вас и Анну Елеазаровну подумать и ответить, считаете ли Вы возможным для нас прокормить и одеть себя и детей (- и, разумеется, и учить их?) Дм. Евг. проявил эти годы такую неутомимость и энергию в работе, каких я не ждала от него, но он такой человек, который не сможет, в силу своих душевных качеств, «устроиться» в России при нынешних условиях и обречен на постоянную нужду. Сейчас он очень упал духом. Теперь происходит во всех учебных заведениях так называемая «чистка», и множество студентов исключается. Говорят, что в Москве это происходит и в гимназиях!… Но в Москве, помимо невозможности учить детей – совершенно нельзя найти помещение… И вот мы не знаем, куда направить свой жизненный путь. Я думаю, что в Берлине и Праге (оттуда нам писал Булгаков) устроиться почти невозможно, – русским живется там очень трудно. Остается самое желанное – Париж…
Чтобы Вы имели представление о скромности наших требований и жизни, скажу, что в течение двух лет мы ютились в маленькой, сырой кухне, где хозяева стирали и пекли хлеб (там мой младший мальчик перенес воспаление легких). Теперь у нас почти роскошная квартира (две комнаты!), но она нам не по средствам!…
Вот уже года два, что Д. Е. спит без простынь (ибо у нас их пять на четырех), а я с старшим сыном имела всю эту зиму одну общую пару башмаков, которыми мы пользовались по очереди… Это как иллюстрация.
При всем старании найти себе какую-нибудь литературную работу, перевод, корректуру – ни я, ни сестра не можем этого. А у неё есть написанные вещи… Да мне в сущности и нет времени,
Меня смущает мысль оставить в России сестру, но мне кажется, что, живя за границей, я могла бы ей дать больше, а может быть исподволь найти и ей работу там. Здесь я ни разу не могла материально помочь ей, или хотя бы прислать желаемую книгу.
Книги вообще совершенно недоступны, – их выходит много, есть интересные (особенно научные), и чтоб купить один экземпляр – складываются пять-шесть человек профессоров или студентов.
Итак – будем ждать Вашего ответа.
Хотя, если он даже будет благоприятным – это нас не подвинет вперед, так как нужны деньги на дорогу, а их нет. Но это ничего. Важно, что будет нечто en vue и это даст энергию искать выхода и добиваться. Я знаю, что такая возможность (хотя бы и «невозможная») поднимет дух Дм. Ев-ча.
Но знаете – я рада, что была в России все эти годы и вместе с другими несла её страду, – ещё два года назад я отказалась бы покинуть её… Но теперь жизнь все более входит в «норму» (появились даже серебрян. деньги), – отсутствие пафоса гибели как-то отняло и силу жить…
Шлю сердечный привет Вам и Анне Елеазаровне и целую милых девочек. Боже, как давно все было!
И было ли вообще все, что было?…
Ваша всей душой Аделаида Жуковская
Дорогой Лев Исакиевич!
Вчера дошло до нас наконец Ваше письмо, отправленное 11-го июня!! Оно долго пролежало в Симферополе, так как Дм. Евг. тоже уехал оттуда, и оно пришло в его отсутствие, – и получилось здесь как раз на другой день после его обратного отъезда в Симферополь.
Недель пять назад мы получили из Москвы двадцать долларов через одну незнакомую даму, сообщившую нам, что эти деньги от Вас. Я написала Вам тогда открытку (по Парижскому адресу) – не знаю, дошла ли? Не могу выразить, как нас смутила и тронула эта присылка. Мы знаем, как трудна Ваша жизнь, и нас всех очень мучает, что Вы себя лишили такой суммы. Дм. Евг. надеется, что как-нибудь справится и хотя по частям вернет Вам эти деньги.
Но если бы Вы знали, в какой трудный миг они пришли и как выручили нас! На Судакский дом был наложен большой налог, жалованье из Университета задерживали без конца, и мы нищенски прятались, рискуя быть выселенными из дома.
Вы знаете, что здесь кроме сестры, живёт наша belle-mere, больная жена брата (его самого год назад выслали из Крыма), и её маленькая дочка, так что им очень трудно и особенно важно сохранить кров. Их единственный добытчик – далеко, а в доме постоянные болезни. Теперь сестра собирается в Москву (не знаю, – сможет ли поехать) и будет всячески стараться достать переводную работу себе и мне и пристроить свою (по моему, очень интересную) статью об Эдгаре По.
Несмотря на материальные невзгоды – мы все же хорошо провели лето – было радостно быть вместе, мы много читали и говорили «по-старинному», а наши судакские горы и море по-прежнему прекрасные.
Скажите А. Мих. Ремизову, когда его увидите, что нам прислали из заграницы его статью о Розанове (там же о Вопрос, жизни и о Дм. Евг.). Очень хорошо он написал – и Дм. Евг. утешился и развеселился, читая свою характеристику, как издателя.
Но в настоящее время он уехал очень подавленный, так как мало вероятия, что за ним сохранится место в Университете. Там огромные «сокращения», а гистологический Институт, где он преподавал, совсем упразднен. Скоро выяснится наша ближайшая доля (или бездолье), и я тогда сообщу Вам о ней.