Воспоминания
Шрифт:
— Лидка! — закричал Мензбир, ближе и ближе подступая к ней.
— Что это!.. — вскричала Лидия… — о! вам не удастся! — и с этим словом она с быстротою молнии вскочила с своего места и была уже на балконе.
Мензбир топнул ногой и опять заходил по комнате.
— Скажите вашему барону, — быстро проговорила Лидия, отворяя половинку дверей балкона, — что я не буду принадлежать ему.
Мензбир ударил себя по лбу.
— Скверная девчонка! — прошептал он сквозь зубы. — Лидия, а Лидия, — начал он ласково, — поди сюда, мы поговорим с тобою посерьезнее.
— Ну-с, я вас слушаю, —
— Да поди сюда… эх, какая!
— Я вас слушаю. Чего ж вам… ну-с, говорите… да говорите же… я жду, — быстро сказала Лидия.
— Ты все на Севского-то надеешься, — начал Мензбир ласково, — ведь я тебе говорил, что о нем уж справлялся… имение все записано на счет, да и что за имение-то… Дрянь сущая… ну, каких-нибудь тысяч пятьдесят в ланбарде, да и те едва ли наберутся, — чем тут жить, сама ты рассуди только… А у барона-то миллион, а. барон-то хоть скуп, как жид, да зато богат, как жид.
Лидия задумалась.
В эту минуту отворились двери комнаты, и вошел Званинцев ровными и тихими шагами, с веселым и ясным челом.
— Здравствуйте, — кивнул он головой Мензбиру… — я к вам в необыкновенное время, потому что за делом.
— Что вам угодно, Иван Александрович? — с приторно нежной заботливостью обратился к нему Мензбир.
— О, дело не до вас, — почти презрительно отвечал Званинцев, — дело до вашей дочери.
— До меня! — быстро перервала Лидия.
— Да, до вас, — спокойно сказал Званинцев, садясь в кресла против нее. — Я, — продолжал он с комическою важностью, — приехал к вам сватом, именно сватом.
Лидия быстро взглянула на него, но тотчас же опустила глаза, встретивши их ослепительно холодное выражение.
— Я приехал уполномоченным от матушки Дмитрия Николаича, — начал снова Званинцев.
— Севского? — перебил Мензбир.
— Теперь, — продолжал Званинцев, не обращая внимания на слова отца и пристально смотря на Лидию, — все зависит от вашей воли.
Лидия опять взглянула на него и опять увидела то же бесстрастное выражение лица, которое напоминало спокойствие египетских сфинксов * . Она тихо встала.
— Скажите Дмитрию Николаевичу, — сказала она тихо, — что я не отрекаюсь от своих слов.
— Только? — спросил немного насмешливо Званинцев. Лидия опустила глаза в землю; правая рука ее рвала платок, на ее щеки выступил румянец досады.
— Да-с, — прошептала она сквозь свои хорошенькие зубки. Званинцев засмеялся.
— Я у Севского посаженным отцом, Лиди, — сказал он. — Вот видите ли — вы правы: все я ж везде я… Ну, так дело в том, что я могу объявить Севскому о его счастии, — прибавил он с насмешливым ударением на слове счастие.
— Кажется бы… — начал Мензбир.
— Что-с? — строго оборотился к нему Званинцев.
— Нет… я ничего… я, право, так, заметил только, — заговорил старик.
Лиди быстро встала с места и ушла в свою комнату.
Ей было досадно, ей было больно… она в волнении упала на постель… Расстаться с мыслию, что Званинцев ее любит, было для нее слишком тяжело.
Она его проклинала.
Она уже любила его всей силой первой девственной страсти . . . . . . . . . .
Знаете
В один из таких адски-томительных вечеров Антоша сидел один у письменного стола, склоняясь головою на лист почтовой бумаги.
Он поднял наконец лицо, залитое слезами, и с негодованием покачал головою.
Он встал. В чертах его высказалась роковая неизбежная решимость.
— Давно… — прошептал он горестно.
— В последний раз, — прибавил он чрез минуту. Он зарыдал и упал на колена.
— Нет! — вскричал он почти громко, с отчаянием махнувши рукой, и встал.
Он быстро вышел.
Долго оставалась пустою комната, — и что-то таинственно-торжественное было в этой пустоте.
Наконец послышался звон колокольчика, и через минуту вошел в кабинет Званинцев.
Он сел на кресла у стола, и первый взгляд его упал на незасохшее еще письмо Антоши, залитое слезами.
Званинцев схватил его и, пробежавши быстро, судорожно сжал в руке, на челе его выступил холодный пот.
Вот что писал ему Антоша:
«Друг, брат, отец мой!.. ты вырвал меня из омута, но ты не мог возвратить мне моего прошедшего. Я хотел быть выше всех, я не был равен с тобою, я любил снова… но, не имея силы быть в любви властелином, я не хочу быть рабом. К чему жить, когда я не умею властвовать жизнию… Быть может, есть иные сферы, где все, что сдавлено земною оболочкой, найдет простор и широкие размеры. Ты сам учил меня, что в человеке сокрыта целая вселенная. Прощай: жизнь моя была гадка, — смерть будет торжественна. Ты меня любил — пожалей обо мне.
Есть души, которым в самом деле неловко в своих сосудах, потому, может быть, что эти сосуды повреждены.
Мира, мира просите им, этим бедным душам».
Званинцев тихо сложил письмо и сказал:
— Patet exitus!
Он приехал с обручения Севского и Лидии.
Эпизод третий
Создание женщины
On ne fait le bien, qu'en faisant le mal.
Correspondence inedite. [139]
Было десять часов утра. В гостиной Севской полусонная рыжая девка стояла с половой щеткой в левой руке посередине комнаты. Правой рукою почесывая нос, она смотрела бесцельно мутными, заспанными глазами в угол комнаты. Белые створы окон не были еще подняты, на ясное, зимнее солнце пробивалось и через них своим холодным светом; на круглом столе перед диваном стоял уже самовар и кипел, распространяя по комнате не слишком благовонный запах угольев.
139
Не сотворишь добра, не сделав зла.
Неизданная переписка (франц.).