Восстание в крепости
Шрифт:
— Бабушка, где мои новые рубаха и штаны? — спросил он.
Старушка бросила на него сердитый взгляд.
— Зачем тебе новая одежда? Идешь пасти коров — не к невесте!..
— Эй, бабушка, ничего ты не понимаешь… Скажи, куда ты положила их, я сам возьму.
Старуха махнула рукой в сторону старенького сундука.
— Там они лежат. Бери! Только потом не проси у меня обновки!
Азиз открыл крышку сундука и достал из него аккуратно свернутые рубаху и штаны, от которых шел какой-то странный запах.
Пока он переодевался,
— Что это ты вздумал наряжаться? Бедняк так и останется бедняком, коли у него разума мало!..
Азиз молчал. Разве мог он объяснить старой бабушке, зачем надевает новую одежду, отправляясь пасти стадо?
Переодевшись, Азиз сунул в торбу кусок хлеба и головку лука и вышел из дому.
Люди давно выгнали скотину из дворов и ждали пастушонка. Коровы мычали.
Азиз погнал стадо по улице. Но сегодня он несколько изменил дорогу, так как решил повидать Бахрама. Завернул к кузнице.
Бахрам с трудом узнал Азиза в новой одежде, как-то странно подстриженного…
Азиз рассказал кузнецу о вчерашнем происшествии.
— Мне кажется, — сказал Бахрам, — сыщик не успел разглядеть в темноте твоего лица. Однако старайся не попадаться ему на глаза.
"Кто же этот всадник, пришедший на помощь Азизу? — думал Бахрам, когда пастушонок ушел. — Азиз говорит, что не знает его, — значит, он Не из местных. Кто же это мог быть? Говорят, будто вчера в городе был Гачаг Мухаммед. Промчался по улицам, как вихрь. Что ему понадобилось в городе? Непонятно… Но, сдается мне, Азиза спас именно он. Приметы сходятся".
Глава двадцать вторая
Через пять дней, выйдя из карцера, Григорий рассказал Виктору Бондарчуку, как ему пришлось поступить с листовками.
Виктор нахмурился.
— Напрасно ты думаешь о Розе плохо, — сказал Григорий, угадав причину его недовольства. — Она верный человек. Работает в духане?.. Ну и что? Ей несладко живется. Уверяю тебя, у этой трактирной служанки чистая душа. Можешь не сомневаться. И она наверняка передала листовки Усубу!
Солдат еще не выпускали в город, поэтому после учений остаток дня они проводили в казарме. Это были трудные дни для Виктора и его товарищей. Уже много дней они не имели возможности связаться с местными революционерами. Им не терпелось узнать, выполняется ли обещание Улухана, приезжавшего в Закаталы по поручению Бакинского комитета. Если Бакинский и Тифлисский комитеты пришлют им оружие, восстание может стать реальностью. По каким образом это узнать?
В последнее время пристав и его люди развивали активную деятельность, а меры, принятые подполковником Добровольским, еще более сковывали действия солдат-революционеров. В будущем их положение могло еще более осложниться, и вооруженное восстание оказалось бы под угрозой срыва.
Дни сменялись днями, но все оставалось по-старому. Учения и казармы, казармы и учения — вот и вся солдатская жизнь. Учения проводились вдали от города, на правом берегу реки
В один из дней, когда рота Виктора, выйдя из города, направлялась к месту учения, ей встретилось по дороге стадо коров. Пастух-подросток сидел на камне у обочины, прижавшись щекой к пастушьему посоху. Казалось, он дремлет.
В действительности же Азиз внимательно вглядывался в лица приближающихся солдат. Глаза его искали Виктора Бондарчука. Он видел Виктора дважды, поэтому был уверен, что сразу узнает его.
Вот солдаты совсем рядом, и наконец Азиз разглядел того, кто был ему нужен. Виктор шагал в последнем ряду, это было на руку Азизу.
Послышался недовольный возглас ефрейтора.
Азиз вскочил на ноги и сделал недоуменное лицо. Ефрейтор, бранясь, крикнул ему, чтобы он убрал стадо с дороги.
Пастушонок замахал палкой, закричал на коров, которые разлеглись на дороге. Животные медленно поднимались и отходили к обочине.
Как только образовался проход, солдаты двинулись дальше.
Азиз стоял на дороге, и солдаты проходили совсем рядом, порой даже задевая его своим снаряжением. Виктор шел вторым с краю. Когда они поравнялись, Азиз вытащил из сумки кусок хлеба и протянул его Виктору.
— На солдат, возьми, — тихо сказал он. — Свежий хлеб, мягкий…
Виктор недоуменно покосился на пастушонка, но хлеба не взял. Азиз засеменил рядом с ним, продолжал совать в его руку хлеб.
— Возьми, возьми, вкусный такой, попробуй.
Солдат, шагавший рядом с Виктором, сказал:
— Бери, чего там!.. Они пекут хлеб по-своему. Понравится.
Вдруг Виктор вспомнил, что где-то видел этого парня.
"А кажется, дело вовсе не в хлебе!.." — смекнул он и, быстро протянув руку, взял у Азиза хлеб.
Солдаты засмеялись.
— Попробуем, — усмехнулся Виктор. — Может, хлеб и вправду вкусный. Спасибо, паренек.
Он поднес хлеб к носу, понюхал и положил его в карман. Теперь Виктор почти не сомневался, что в хлебе что-то спрятано. Напрягая память, он старался припомнить, где встречал этого парня, и наконец вспомнил: он видел его дважды стоящим на карауле у дома, где происходила встреча с местными революционерами. Виктор не смог сразу узнать Азиза только потому, что мальчик этим утром немало постарался, чтобы изменить свою внешность.
Когда солдаты скрылись за ореховой рощей, Азиз погнал стадо к подножию гор.
Рота добралась до места учения, и Виктор искал возможность посмотреть, что спрятано в хлебе. Опасаясь, как бы кто-нибудь из солдат не подглядел, он начал крошить в кармане хлеб. Пальцы его нащупали бумажку. Он еще не знал, что там написано, но ему вдруг сделалось удивительно весело. "Молодец, пастух! — думал он. — Деловой паренек!"
Виктору не терпелось прочесть записку. Предчувствие говорило ему, что известие из добрых, ибо скверная весть давно сама дала бы о себе знать.