Восстать из Холодных Углей
Шрифт:
Я продолжала ковырять камень, водя пальцами по краям, ковыряя зазубрины. Я ничего не могла с собой поделать. Съежившись в своей камере, с усталым от слез лицом, воспаленными глазами. Мне осталось только теребить обрубок руки и смотреть на петлю.
Эскара. И снова внутренний голос, такой слабый, что, я была уверена, мне почудилось.
— Ты бросил меня, — всхлипнула я. Я долго ждала ответа, затаив дыхание.
Выпусти меня. Голос напугал меня, когда я уже засыпала в изнеможении. Я подождала, не послышится ли это снова,
Рыдание вырвалось у меня, и я проглотила его, пока оно не вылилось в нечто большее. Сссеракис все еще был там, где-то внутри. Прятался от меня. И мне так надоело быть одной, что я отправилась на поиски своего ужаса. Я закрыла глаза, сосредоточилась на своем дыхании и стал медитировать так, как меня учили. Как учили меня преподаватели в академии. Как напомнил мне Тамура. Я отправилась внутрь себя, все глубже и глубже. Я углублялась, пока не обнаружила свой ужас.
Я открыла глаза и увидела место, наполненное светом. Это не совсем так. Я не открывала глаза. Я просто была там. Это было место внутри меня, часть меня самой. Страна света, такого яркого, что на него было больно смотреть. Абсолютно пустое, если не считать единственного пятна тени, парящего там, окруженного обжигающим светом.
— Сссеракис? — Мой голос разнесся по этому широкому пространству.
Выпусти меня. В этом пространстве голос звучал отчетливее, но не менее тихо. Мне пришлось напрячься, чтобы просто это расслышать.
— Ты оставил меня одну! — воскликнула я. Я не смогла сдержать обвинения, прозвучавшего в моем голосе. Мой ужас причинил мне боль. Бросил меня, когда я больше всего в этом нуждался.
Нет.
Я подошла ближе к пятну тени и увидела, как из клубка попытался высунуться тонкий отросток, но его тут же опалил свет.
— Ты бросил меня! — снова обвинила я, слезы катились по моим щекам. Я сделала еще один шаг вперед, и еще одно щупальце протянулось ко мне, но было сожжено дотла.
Ты бросила меня.
Еще один шаг, и я уставилась на клубок плавающей тени. На свету он казался таким маленьким и беспомощным. Сссеракис. Лорд Севоари. Мой ужас. Я протянул руку, единственную, что у меня осталась, и обхватила ею тень. И все изменилось.
Там, где раньше был свет, теперь была только тьма. Я стояла в центре этого, мягко светясь, и повсюду вокруг меня чувствовала ужас.
— Сссеракис?
Ты поймала меня в ловушку, Эскара! В голосе ужаса прозвучали боль и огорчение.
— Ты бросил меня.
Нет. Ты поймала меня в ловушку, чтобы я не мог сопротивляться.
Насчет этого Сссеракис был прав. Это пространство света было не дырой, в которой мог спрятаться ужас, а тюрьмой. Но мой ужас также был неправ. Я держала его там не для того, чтобы он не набросился на моих похитителей, а чтобы избавить его от боли, причиняемой мне пытками. Тогда я знала это наверняка.
Сссеракис рассмеялся. Не звук горечи. В этом смехе было удивление. Шок. Я лорд Севоари. Я прожил сотни ваших жизней.
— Ты чувствуешь то же, что и я. Я понял это, когда тащила город из земли. Ты пытался оградить меня от моей собственной боли.
Она была больше, чем ты могла вынести.
Слезы вновь навернулись на мои глаза.
— Это была моя вина. Моя боль. Мое решение. Ты не должен испытывать то же самое.
В темноте я не могла видеть Сссеракиса, но я почувствовала, как он подплывает ближе. Я почувствовала, как он окутывает меня. Это было самое близкое к объятию чувство, которое я испытала за долгое время. Мне это было нужно.
— Мне нужна твоя помощь. Я не могу... — Слезы хлынули из моих глаз, и я затряслась от рыданий, которые захлестнули меня. — Я не могу с ними бороться. — Это признание отняло у меня много сил. Я никогда не умела признаваться в слабости, ни себе, ни, тем более, другим. Но император сломал меня, и мне нужна была помощь, чтобы собрать себя снова.
Да, ты можешь, Эскара. Мы можем сражаться с ними вместе.
Потом я заснула. Глубокий сон, не омраченный кошмарами или страхами. Сон, в котором я могла забыться, зная, что за мной присматривает и защищает тот, кому я могу доверять.
Я проснулась в темноте своей камеры, но все было по-другому. Я могла видеть. Голая комната была освещена в черно-белых тонах, без намека на цвет. Зрение Сссеракиса. Ночное зрение. Конечно, от умения видеть в темноте мало толку, когда смотреть не на что. Голый каменный пол, ведро, наполовину наполненное мочой, и петля. Я сосредоточилась на этой веревке, прищурив глаза, она была освещена ярче, чем остальная часть комнаты, на нее падал свет из коридора.
Она тебе не нужна, Эскара. Она никогда не была тебе нужна.
Сссеракис был прав. Я взглянула на петлю с новой решимостью. Это больше не было выходом. Она больше не манила меня. Это был символ. Символ того, что император пытался со мной сделать. Символ того, во что он пытался меня превратить. Символ всей боли и страданий, которые он на меня обрушил. Символ пыток и криков, которые он вырвал из меня. Петля была символом того, как император сломал меня. Некоторые люди, возможно, пришли бы от этого в ярость, вооружились бы своей новой решимостью и разорвали бы петлю, оставив клочья на полу. Мне пришла в голову мысль превратить этот старый символ моего сломленного я в воплощение моей новой, окрепшей решимости. Но нет. У меня было для нее гораздо лучшее применение.
Я встала и чуть не упала. Это была не просто слабость, вызванная месяцами скудного питания и отсутствием физических упражнений, за исключением тех, что помогали бороться с болью. Мне потребовались недели, чтобы компенсировать то, что моя рука превратилась в камень из-за лишнего веса, который на меня давил. Теперь он исчез, и я чувствовала себя слишком легкой.
Я могу помочь. В меня хлынула сила. Мои конечности стали не такими тяжелыми, я выпрямилась, в голове немного прояснилось.