Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]
Шрифт:
Тролли окружили альвов с обеих сторон, и в тесноте, где быстрота и ловкость немного значили, огромная физическая сила троллей давала им преимущество. Скафлоку казалось, что вместо каждого щерящего зубы тролля, павшего под его мечом, с залитого кровью снега поднимаются двое других. Но он не мог отступить, а потому сжимал ручку нового щита и бил мечом снова и снова.
Так продолжалось, пока Скафлоку не встретился Вальгард, охваченный боевым безумием и ненавидящий все, связанное с альвами, а особенно — воспитанника Имрика. Они сошлись грудь в грудь, гневно
Клинок Скафлока зазвенел о шлем Вальгарда и вдавил его внутрь, а топор берсеркера отколол щепку от щита Скафлока. Тогда воспитанник альвов нанес удар сбоку и рассек подменышу щеку так, что показались зубы. Берсеркер снова завыл и осыпал противника градом ударов. Оттолкнув в сторону меч Скафлока, он до тех пор бил его по щиту, пока рука сына Орма не обессилела, и кровь не обагрила повязку на недавней ране.
А воспитанник Имрика ждал удобного случая. Как только подменыш слишком далеко выставил ногу вперед, Скафлок глубоко ранил его в лодыжку. Он мог бы искалечить берсеркера, но лезвие меча затупилось в схватке. Вальгард завыл и отступил. Скафлок двинулся за ним.
И тут удар, подобный падающему валуну, обрушился на шлем приемного сына Имрика, поверг его на колени. Это Иллреде, король троллей, оказался рядом и взмахнул утыканной камнями палицей. Вальгард вернулся с поднятым топором, но Скафлок отскочил в сторону, хотя у него шумело в ушах и боль сжимала виски стальным обручем, и топор подменыша ударил в землю. Какой-то альв их тех, что держали стену щитов, вышел вперед, чтобы убить берсеркера, прежде, чем тот вытащит топор, но дубина Иллреде размозжила ему голову. Вальгард поднял топор и сквозь брешь в строю ударил стоящего сзади альва. Однако топор вонзился в его живую ношу.
Стена щитов сомкнулась вновь и двинулась на подменыша и короля троллей, отступивших перед копьями альвов. Скафлок встал и вывел своих воинов с поля битвы, оставляя павших соратников. Иллреде тоже присоединился к своей гвардии, и только Вальгард остался в одиночестве там, где был. Приступ ярости у него прошел.
Залитый кровью, покачиваясь, стоял он над телом Асгерд.
— Этого я не хотел, — сказал он. — Воистину, мой топор проклят. А может, проклят я сам? — Удивленно провел он ладонью по глазам. — Но ведь они же не родственники мне, правда?
Ослабев после приступа, он сел возле мертвой Асгерд — битва переместилась в другое место.
— Теперь бы еще убить Скафлока и Фреду — и будет пролита вся кровь, которую я когда-то считал своей, — пробормотал он, гладя толстые золотистые косы умершей. — И хорошо бы сделать это с твоей помощью, Братоубийца. Эльфриду тоже… если еще жива. Я могу ее убить, почему бы и нет? Она же не моя мать. Моя мать — это огромное мерзкое существо, заточенное в подземелье Имрика, а Эльфрида, певшая мне колыбельные, мне никто.
Плохи были дела альвов, хоть и бились они отважно. Скафлок, дравшийся в первых рядах, окликнул их и вновь собрал вокруг себя. Наведя порядок в рядах, он снова повел их в бой. Его меч сеял вокруг смерть — ни один тролль не мог
Он заколебался лишь на мгновение, когда пал Голтан, пронзенный копьем.
— Теперь у меня на одного друга меньше, — сказал Скафлок. — Невосполнимая утрата. — Затем вновь возвысил голос: — Вперед, за Эльфхейм!
Остатки альвов пробились сквозь ряды троллей и вышли на берег. Валка, прозванный Мудрым, Флам с Оркнейских островов, Хлоккан Красное Копье и другие могучие альвы полегли, прикрывая отход, пока остальные добирались до кораблей. Часть альвов сбежала со склона, спускавшегося к берегу, разбрасывая остатки добычи, и это несколько ослабило натиск троллей, потому что Иллреде предпочитал вернуть свои сокровища, нежели потерять еще несколько своих подданных.
В живых осталось достаточно альвов, чтобы вести половину кораблей. Остальные сожгли волшебным пламенем. Потом они спустили драккары на воду, заняли места на борту и, с трудом выгребая, выплыли из фиорда.
Съежившаяся на дне корабля Скафлока Фреда увидела его, высокого и залитого кровью, на фоне диска луны. Он чертил в воздухе руны и произносил незнакомые ей слова. Ветер сменил направление, стал вихрем, затем ураганом. Корабли альвов с твердыми, как железо, парусами и согнутыми, как луки, мачтами помчались вперед. Они летели все быстрее и быстрее — как водяная пыль, как облака, как сон и чары, как блеск луны на воде. Скафлок стоял на носу корабля и пел колдовскую песню. С развевающимися волосами, позвякивая разодранной кольчугой, он походил на какого-то древнего бога или демона.
Сознание покинуло Фреду.
XI
Очнулась она на ложе из слоновой кости, застланном мехами и шелком; ее искупали и одели в парчовую рубаху. У ложа, на столике тонкой работы, она нашла вино, воду, виноград и другие южные фрукты. Но кроме этого девушка видела лишь темно-синий полумрак.
Поначалу она не могла вспомнить, где находится и что случилось, но потом воспоминания ожили в ее памяти, и Фреда разрыдалась. Плакала она долго, но спокойствие было в самом воздухе, которым она дышала, и, вдоволь наплакавшись, девушка выпила вина, которое не просто ударило в голову, но сняло боль, словно добрая рука, положенная на сердце. Наконец сон сморил ее.
Проснувшись снова, она почувствовала себя совершенно свежей и отдохнувшей, а когда села, к ней подошел Скафлок, шагая сквозь голубое пространство.
От его ран не осталось и следа, он приветливо улыбнулся девушке. Одет он был в короткую, богато расшитую рубаху и юбку, под кожей играли мускулы. Сев рядом, он взял Фреду за руку и заглянул ей в глаза.
— Тебе лучше? — спросил он. — Я добавил в вино лекарство, излечивающее разум.