Восточные услады, или любовные игры султанов
Шрифт:
Однажды Насреддин с женой вернулись домой и обнаружили, что их обокрали. Вынесли абсолютно все.
— Это твоя вина, — сказала жена, — прежде чем уходить, надо было проверить, заперта ли дверь.
Соседи подлили масла в огонь.
— Ты не закрыл окна, — сказал один.
— Разве можно быть таким беспечным? — сказал другой.
— Эти дрянные замки давно надо было поменять, — сказал третий.
— Минуточку, — сказал Насреддин, — а больше, что,
— И кого же нам винить? — закричали все хором.
— Может быть, воров? — сказал Ходжа.
Насреддин потерял красивый дорогой тюрбан.
— Ты не расстроился, Ходжа? — спросил его кто-то.
— Нет, я спокоен. Я предложил награду — половину серебряной монеты.
— Но твой тюрбан стоит в сто раз больше. Если кто-нибудь его найдет, ни за что с ним не расстанется за такое жалкое вознаграждение.
— Я подумал об этом. И сказал, что тюрбан — старый и грязный. Совсем не такой, как настоящий.
Насреддин вошел в кофейню и заявил:
— Луна полезнее солнца.
— Почему, Ходжа?
— Ночью свет нужнее, чем днем.
Насреддин и его друг хотели пить, и зашли в кофейню. Они решили, что им хватит стакана молока.
— Выпей свою половину, — сказал друг, — а у меня есть немного сахара, только на двоих его не хватит. Я добавлю его в мое молоко.
— Добавь сейчас, — сказал Ходжа, — и я выпью только свою часть.
— Ну уж нет, Сахара хватит только на полстакана.
Насреддин сходил к хозяину кофейни и вернулся с кульком соли.
— Хорошая новость, друг, — сказал он. — Я пью первый, как договаривались. И я хочу посолить мое молоко.
Ходжа послал мальчишку к колодцу за водой.
— Смотри, не разбей горшок! — воскликнул он и отвесил ребенку подзатыльник.
— Ходжа, — спросили его, — он же ничего не сделал, зачем ты его бьешь?
— Затем, глупый ты человек, — сказал Ходжа, — что когда он разобьет горшок, наказывать его будет уже поздно.
— Поздравь меня! — сказал Ходжа соседу. — Я отец.
— Поздравляю, Мальчик или девочка?
— Да! Но как ты угадал?
— Ко всему должен быть одинаковый подход, насколько это возможно, — объявил в кофейне философ своим собеседникам.
— Не уверен, что получится, — усомнился один из них.
— Но может быть, стоит попытаться? — заметил другой.
— Я! — выпалил Насреддин. — Я что к жене, что к ослу — отношусь одинаково. Они получают все, чего хотят.
— Отлично! — воскликнул
— Вышел хороший осел — и плохая жена.
— Ты лишился осла, Ходжа, но не стоит горевать из-за этого сильнее, чем после смерти первой жены.
— Да, но если помните, когда умерла моя жена, вы, друзья, сказали, что найдете мне новую. А теперь никто не предлагает мне нового осла.
Сосед обратился к Насреддину:
— Ходжа, дай мне на время твоего осла.
— Извини, — сказал Ходжа, — но я его уже отдал.
В этот момент раздался ослиный крик. Он исходил из хлева Насреддина.
— Но, Ходжа, я же слышу осла!
Захлопывая дверь перед носом соседом, Ходжа горделиво заявил:
— Тот, кто верит ослу больше, чем мне, не заслуживает помощи.
Каждую пятницу поутру Насреддин приезжал на городской базар и продавал там отличного осла.
Он всегда просил очень маленькую цену, намного ниже того, что животное стоило на самом деле.
Однажды к нему подошел богатый торговец ослами.
— Не могу понять, как ты это делаешь, Насреддин. Я продаю ослов дешевле некуда. Мои слуги заставляют крестьян даром отдавать корм. Мои невольники ухаживают за ослами бесплатно. И все же мои цены выше твоих.
— Все просто, — сказал Насреддин. — Ты крадешь корм и работу, а я краду ослов.
Сосед пришел к Насреддину за советом по части права.
— Твой бык боднул мою корову. Положена мне компенсация?
— Конечно, нет. Как может человек отвечать за то, что сделало животное?
— Погоди-ка, — сказал коварный сосед, — я все напутал. На самом деле мой бык боднул твою корову.
— А, — сказал Ходжа, — но это совсем другое дело. Надо свериться с книгами. Вполне возможно, что в этом случае без компенсации не обойдется.
Насреддин увидел, как упитанные утки плещутся в пруду. Когда он попытался их поймать, они улетели. Он покрошил хлеб в воду и принялся его есть.
Кто-то спросил, что он делает.
— Я ем утиный суп, — сказал Ходжа.
Насреддин стоял посреди базарной площади и вдохновенно читал стихи:
— Любимая! Все естество мое полно тобою, И если что-то вижу я, То это — ты!