Вот моя деревня
Шрифт:
— Хочу деток на опеку принять. Четверых. Девочек. — Радостно выпалила Татьяна. Она искренне думала, что уже осчастливила, всех чиновников, и саму Оксану Юрьевну и тех четверых бедняжек, не знающих о ее благодеянии.
Вообще она любила выглядеть для людей хорошенькой и пригоженькой, как девочка в детстве. Ей нравилось, чтоб ею любовались и хвалили. Вся ее пышная ухоженная внешность словно говорила: «Кто похвалит меня лучше всех, тот получит сладкую конфету».
Оксана смотрела на нее с
— Почему четверых? Может, пока одну, попробовать? Вы хоть представляете, что это такое?! — стараясь скрыть раздражение, вкладывая в свои слова особый контекст, проговорила чиновница.
— Да. У меня же двое своих. Я же… мама со стажем.
— Но это совсем другое. Вы хотите взять в свой дом чужих неблагополучных детей! Не-бла-го-по-луч-ных… Они далеко не ангелы…
— Чужие дети могут стать своими! — Рекламным слогоном ответила новоявленная оптимистка. И с облегчением вздохнула, словно главное дело сделано. Масличные глаза ее при этом повлажнели. Она искренне верила в свой успех.
— Вас не смущает, что это будут дети с задержкой в развитии?
— Но не дебилы же… — не сдавалась кандидатка. — У нас полдеревни с отставанием в развитии. Живут.
— С ними нужно много заниматься. Создавать им особые условия. Мы же контролируем. Будем контролировать.
Татьяна стала убедительно описывать свои возможности — медицинского работника. И дом у них большой. И мать с отцом в силе. Корова, двух поросят всегда держат. Куры. Индоутки. Детям будет очень хорошо.
Оксана уже давно устала от этого наивного родительского приема. Все они хвалят себя и свои условия, свои физические и нравственные возможности преувеличивают. А потом будут лупить этих деток, и орать на них матерно. Впрочем, она была совершенно равнодушна и к детям, которые проходили через ее руки, и тем более к тем взрослым недоумкам, которые ради каких-то жалких денег покупали в мешке бешеного котенка. На долгие годы. В милосердие циничная молодка, сама не раз обманутая в своих женских надеждах, не верила. Что-то подсказывало ей, что давать детей этой вполне благополучной мамаше нельзя. Но она не имела права отказать сразу.
— Насчет девочек сложно. Их мало. Быстро разбирают. — Оксана попыталась склонить ее в нужную сторону. Мальчишек, действительно, в детских домах пруд пруди. В детдоме статистика другая. — У нас на праздниках в детских домах девчонки не сидят в сторонке. И у мальчишек они нарасхват.
— Нет. Лучше я подожду. Мне только девочек.
— А почему не хотите мальчиков?
Татьянин язык опять же не повернулся сказать, что мальчиков она не любит. Насмотрелась на деревенских пацанов. Пьяницы и хулиганы.
— Сразу четверых девочек подобрать невозможно. Это я вам ответственно говорю.
—
Когда надо она умела быть упрямой.
Когда дверь закрылась, Оксана вздохнула с облегчением.
Изгнание Шмары
— Е…бать-колотить! — Это была любимая Надина присказка.
Жить так больше невозможно. Нет. Прибью я ее сейчас, и все.
Надя свесила ноги с кровати.
С дивана донесся слабый стон. Это проснулась Вовкина Шмара, связанная с вечера по рукам и ногам.
— Теть Надь, это что? — вскричала она, обнаружив себя в таком состоянии. — Пить… Голова болит…
— А меня это не касается. — Раздельно проговорила Надя. — Проснулась? Сейчас участкового вызываю. Хватит. Намаялись с тобой.
Шмара, звали ее Тонькой, извивалась всем своим худым малопривлекательным телом и шипела, словно пришпиленная рогатиной змея.
— Скинем тебя сейчас участковому, как куль с говном. И знать больше не хочу.
— За что? — не могла вспомнить Тонька, с трудом сглатывая слюну. Сушняк давил ее, как цепь собаку.
— За то, что ты сука, паскуда. Ты как бросилась с ножом на моего сына? Как? В тюрьму снова захотелось. Я тебя и сдам сейчас.
— Я? — изумилась Тонька, тараща оловянные глаза на гневную свекровь. — Я?.. На Вововчку моего… любимого… Где он? Во-ва!
— На Вовочку. На Вовочку. Уехал он от тебя навсегда. В Анжерку вернулся. Летит сейчас в самолете. — Подтвердил Вовушка. — Ну, и тварь ты. Все. Нам такая невестка не нужна.
— Развяжите.
— Не развяжу. Захотела!
— Обоссусь сейчас. — Постращала Тонька.
— Щас я тебя с дивана скину. На полу, валяй. Сама вытирать будешь.
— Ой, ой, ей, мама дорогая… — Не унималась Тонька. — Все осознала. Готова сотрудничать. Развяжите. Где Вовка?
— Ты не поняла? Улетел Вовка в Анжерку. Сбежал от тебя. Вовки у тебя больше нет. Зачем ты ему нужна — сидячая, алкоголичка, бездетная ко всему … Кому ты нужна бездетная?
Это был удар ниже пояса.
Тонька поперхнулась, закашлялась.
— Я могу. Я рожу.
— Опять врешь. У тебя детская матка. Врач нам все рассказал.
— Мы из детдома возьмем… Берут же люди.
— Не нужен мне из детдома… кот в мешке. Мне внуки нужны. Мои. Здоровые. Красивые. А не потомки алкоголиков и наркоманов.
Вовушка разрезал путы ножом, ловко повертел его в пальцах, намекая на ближайшую для Тоньки неблагоприятную перспективу.
— Вот тебе сто рублей, до бабки твоей доехать хватит. Иди. И побыстрей. А заявление я на тебя все же напишу. На всякий случай. Если попытаешься приставать к сыну, открою дело. Свидетели у нас есть.