Вот моя деревня
Шрифт:
Но постель их осталась на всю жизнь холодной.
Позже Надя изменяла ему, потихоньку, желая той простой бабьей радости, которой почему-то была лишена в замужестве. Он тоже не был ей верен, по той простой причине, что был мужиком, и имел свое законное право применить себя. Не пропадать же мужчине в соку. Но для дома он оставался добытчиком и хозяином. Надю, свою куколку, которая в последствие заматерела, и стала статной, красивой женщиной он любил искренне. Но это была не плотская любовь, а какая-то совсем другая. Скорее, небесная, чем земная.
Мать
Ей бы и в голову не пришло, что Надя превратилась из худой селедки в прекрасную деликатесную рыбку, которую жаждали многие мужчины Анжерки.
Дюймовочка
После того, как исчезла Шмара, у Вовки пропал интерес к возвращению в родные Пенаты. У него появилась новая мечта-идея.
— Мама, неплохо бы мне уехать в Германию. Настя живет недалеко от Наташи. Может, я бы на ней женился. Ну, если, получится.
Надя понимала сына, конечно, неплохо бы устроить его рядом с дочкой. Тогда уже можно уезжать домой из этих «курортных мест» со спокойным сердцем. А сейчас сердце ее было неспокойно. Наверное, с женитьбой на Насте, закончилась бы для Вовки череда неудач, которая началась со дня приезда сюда. Вот ведь не послушались отца, а он говорил: «На месте и камень мхом обрастает». И про чужбину он говорил. Человек был умный. И отъезд в чужие пределы понимал, как предательство родной земли. Надя с годами поняла, что на чужбину уезжать должны только самые сильные, самые ловкие, самые талантливые. А Вовка у нее кто? Просто хороший, честный парень. Талантов никаких за ним ни водится. Разве, что хорош собой. Вот этого не отнимешь. А дома бы в шахту работать пошел. Бригадиром бы стал, мастером. А если б горный техникум закончил… почему бы не закончил, при его трудолюбии?… Инженером бы стал. Шахтеры сейчас вон какие деньги получают. И главное, честные.
Наташа, дочка, дело другое. Она за мужем поехала на чужбину. И опять же, Надя поняла, что стремление «поближе к Германии, поближе к детям» всего лишь иллюзия, на крючок которой попали многие не только из этой деревни. А часто ли она была в Германии? Два разочка всего. Дети ее живут хорошо, приспособились. Посмотрела, порадовалась. И что ей до немецкой благодати, когда она сидит как пес, привязанный к холодной грязной конуре этой не ее, не родной жизни? Уезжать надо, возвращаться в Анжерку. А Вовка пусть сам решает.
— Ну, так давай, зови ее в Черняховск. Настю эту.
Настя не заставила себя долго ждать — уже через неделю, Вовка встретил ее на автовокзале в Черняховске. Она не спешила выйти из бусика, смотрела в окно на высокого парня, который держал в руке букет. Она знала его лицо по фотографии в интернете. Помнила эти ясные синие глаза. Но то, что она увидела живьем — поразило ее. Вовка был писаным красавцем. Этакий русский Лель. Натуральный блондин с широкой обаятельной улыбкой. Сердце Насти не раз екнула — она не просто себя красавицей не считала, она знала все свои недостатки и ненавидела их. Что же будет? Она постаралась стряхнуть с себя волнение, и
Вовка увидел перед собой не то девушку — не то женщину коротышку, фигурка которой была весьма угловата и грозила в будущем превратиться в прямоугольник, напоминающий прикроватную тумбочку. Сама голова и лицо ее были несоразмерно широкими по отношению к этой низкой фигурке. Но совершенно замечательными были длинные зеленые глаза на этом лице, и неожиданная улыбка, приоткрывшая ряд белых крепких зубов с широкой, как у молодой Пугачевой расщелиной посредине.
Ему и в голову не могло придти, что отныне он будет делать все, чтобы не померкло сияние в этих глазах, которое он увидел в первую секунду встречи.
А он-то, он, был уверен в том, что не достоин благодати или чуда!
Они неловко обнялись. При этом в Насте все кричало: это он, он, он! У Насти были сладкие духи, так что у Вовки закружилась голова, он успел также заметить, одета она дорого и модно. Он взял ее нетяжелую сумку.
— Пойдем Дюймовочка!
Они пошли неспешно по дороге, к квартире, которую Вовка снял после разбега со Шмарой. Ему почему-то было ясно, что теперь они с Настей будут идти вот так вдвоем. Всегда. Во всяком случае, долго.
Они пустились в долгий жизненный путь без посоха и сумы, не надев даже сандалий, предохраняющих подошвы от ран, им обоим было глубоко наплевать, что произойдет, случится, возникнет на этом пути. Эх, молодость!.. Сумасшествие.
Сначала Дюймовочка зачастила в Черняховск, потом бросила работу и почти переселилась к Вовке. Ее мать давно уже мечтала няньчить внуков, поэтому не огорчилась. Ее волновала только судьба дочери — этом году Настя перешагнула в бальзаковский возраст.
Семья Насти имела свой собственный бизнес, налаженный еще в годы жизни в Омске, — они торговали запчастями для немецких машин. И небезуспешно.
Настя выходила замуж уже дважды. Ее мужья — русские немцы оба были неплохими ребятами. Но вот завести потомство не успевали. А может, не хотели. Уходили от Насти, ничего не объясняя, вообщем-то культурно. И после ухода поддерживали дружеские, и даже партнерские отношения. Потом мать поняла, что стажировку на ее предприятии бывшие мужья дочери прошли хорошую, потому что оба вскорости, после развода открыли свои точки. Но она не обижалась, что научила ребят работать. Женщина она была добрая, не злопамятная.
Вовка искренне влюбился в Настю, найдя в ней много достоинств. Во-первых, она не пила, а только курила легкие женские сигареты. Во-вторых она прекрасно смешивала коктейли, как настоящая немецкая фрау. А поляну накрывала по-русски щедро. Ее ножка оказалась по — китайски миниатюрной, 33 — его редкого размера. Вовка на всю жизнь запомнил стоящие у двери две пары кроссовок 41 размера — его и Тоньки-Шмары. Тонька не затрудняла себя по утрам, когда с бодуна, торопясь на работу, впихивала свои ножищи в Вовкины кроссовки. А ведь он за ними ухаживал. И особенно любил белые кроссовки. Вовка вообще отличался исключительной чистоплотностью.