Вот мы и встретились
Шрифт:
– В отпуск, - скупо ответил он.
– Как был чокнутым, так таким и остался, - выдала характеристику неудачливому однокашнику успешная однокашница.
– Ладно, я пойду, - закоренелому неудачнику захотелось побыстрее отойти от дурно пахнущего прилавка. – Тороплюсь: мясо нужно к обеду.
– Давай, топай, там Манька Бардо со своим страшилой Грицацуем орудует, Красуля наша, - чересчур смешливая Дарья опять засмеялась, но в смехе её отчётливо слышались надрывные озлобленные нотки.
Маша в их классе, да и в школе тоже, была первой красавицей, очень похожей на Бриджит Бардо в ранних киноролях. Все старшеклассники
– Здравствуй, Маня, - подошёл Иван Всеволодович к крупной яркой блондинке, смахивающей на бюргершу из какого-нибудь захудалого Зальцбурга. К её большим голубым глазам под тёмными бровями очень шли белая рубашка с кружевным воротником, голубой фартук и, особенно, высокая голубая пилотка.
– Ва-а-ня… - овальное лицо местной бюргерши расплылось в приветливой улыбке, украсившись умопомрачительными ямочками на щеках, которые так и хотелось потрогать. – Какими судьбами?
– Да вот, приехал посмотреть на тебя хотя бы одним глазком да узнать – может, передумала? – Когда-то Каланча с упоением расписывал зевающей красотке романтические геологические будни в далёких неисследованных землях и звал с собой, но бог вложил в Бордо хоть и недалёкий, но практический умишко, и она, не поддавшись на непонятную романтику, выбрала надёжную чернявую синицу вместо русого журавля.
– И что бы я там делала, в твоей тайге? – Отвергнутый соблазнитель сразу же сообразил, что так ответит ему любая женщина – и Мария Сергеевна тоже!
– если он попытается любую увлечь в далёкий неухоженный шалаш за туманом, мечтами и запахом тайги. Нет, женщинам не нужны мечты и запахи, им подавай мясо, да пожирнее. – Гриша! – Из подсобки вышел огрузневший Грицацуй с ранней сединой на висках, что часто метит жгучих брюнетов.
– Ба-а, Каланча! – он подошёл и не подал ладонь для рукопожатия, а подставил её для шлепка. Так, ладонь об ладонь приветствуют друг друга не друзья, а скрытые соперники, хотя делить им теперь было нечего. – В отпуск, что ли? Или насовсем?
«Удивительное дело, - подумал Иван Всеволодович, - «местные обязательно так спрашивают, даже не сомневаясь, что они-то живут в лучших краях, откуда можно уехать только на недолгое время.
– В отпуск, - изгой давно уже сообразил, что для максимально счастливой жизни кругозор должен быть максимально ограничен – чем меньше видишь и знаешь, тем счастливее живёшь. – А вы, вижу, - выразительно оглядел изрядно раздавшиеся вширь фигуры бывших одноклассников, - живёте недурно.
Гришка откинул голову назад и задорно гоготнул, по-свойски шлёпнув бывшую первую мадмуазель по жирной спине.
– Не жалуемся. Хочешь, возьму в дело? – Грицацуй никогда не был жмотом по мелочам. Ещё в школе, раздавая друзьям всякую дребедень, он верил, что со временем из неё случится большая прибыль. – Мы скоро магазин полуфабрикатов открываем, а то здесь отходов пропадает много, могу взять тебя тяп-менеджером по разделке
Но Иван Всеволодович молчал, то ли ошарашенный царским предложением, то ли насмерть зациклился на бедной житухе. «И эти – магазин! Закуточная перспектива!»
– А хочешь, пристроим за прилавком, - решила и Манька помочь в обустройстве разлаженной жизни давнему поклоннику. – Директором рынка знаешь кто?
– Урюк какой-нибудь? – Иван Всеволодович и знать-то не хотел.
– Прыщ! – распухшая Бардо сделала удивлённые круглые глаза и выпятила красивые полные губы без всяких силиконов. Борька Азарх был у них в школе постоянной и безответной мишенью для злых и обидных насмешек и мелких пакостей. Обросший с ног до головы курчавыми сажистыми волосами, да ещё и с неистребимыми прыщами на впалых щеках, смазанными зелёнкой, он и учился не ахти как, зато был известен всем и каждому как безотказный ростовщик, за что и бит бывал неоднократно.
– А он что кончал? – глупо поинтересовался Каланча, решив, что уж никак не ниже Академии народного хозяйства.
– А ничего, - огорчила Маня, - он не такой дурак как мы, чтобы тратить время зазря, и сразу сюда подался. От прилавка до директора быстро вырос, но на работу, из принципа, берёт только с высшим. Теперь уже не Прыщ, а Шишка!
И эта стремительная карьера не заинтересовала внутреннего эмигранта.
– А ты, Маша, стала ещё краше, - переключился с неинтересного дела на тело отвергнувшей красавицы. – Покупатели, небось, глядя на тебя, и про сдачу забывают?
Манюня, как это бывает у ярких блондинок, вмиг приобрела цвет свежей телятины.
– Э-эй! – вмешался муж. – Не закидывай блесну в чужой пруд – оборву вместе с ушами, - и, не сомневаясь, что клёва не будет, вернулся к прежней теме: - Даю 10 кусков, - и многозначительно уставился на будущего компаньона – ему нужна была здоровая и покорная рабочая сила. Но та опять смолчала, не среагировав на чересчур заманчивое предложение. – Мало, что ли? – удивился работодатель. – Тебе там сколько платят?
– В два с лишним раза больше, - не стал таиться Иван Всеволодович. Правда, бывало и побольше, но не часто, и геолог всё равно на заработок не жаловался.
– За что?! – искренне возмутился уязвлённый в практичное сердце Грицацуй. – За то, что целыми днями прохлаждаешься на свежем воздухе, палец о палец не ударив? – У него были смутные книжные представления о незнакомой и неинтересной профессии. – За ходьбу? Куда только смотрит Беспутин? Ты хоть что-нибудь нашёл, добыл какие-нибудь месторождения для Родины?
– Я - не поисковик, я – съёмщик, - попытался объяснить свою бесполезность сверхоплачиваемый геолог.
– Съёмщик! – не отставал обиженный мясник.
– Гриша! – попыталась урезонить мужа Бордиха, - опять сердце колоть будет.
– Нет, ты слышала? – возмущённо обратился он к ней. – Ни за что, ни про что – и двадцать кусков с лишком! Тут вкалываешь как карла, света белого не видишь, и то… - он не стал уточнять величину «того». – Ты что, думаешь, - опять напал на неудавшегося компаньона, - нам всё просто так даётся? – он часто дышал и даже утёр пот с узкого лба, изборождённого мелкими мыслительными морщинами. – Попробуй-ка, найди не ужимистого поставщика, цену сбей, погрузи да привези…