Вот мы и встретились
Шрифт:
– У вас благородная профессия, - начал он бодро как с заведомо младшей и пока недотёпой.
Она слегка улыбнулась.
– Я знаю, - ответила, не поворачивая головы, - нам всегда об этом напоминают, когда в очередной раз откладывают повышение зарплаты.
– Нет, нет, - заспешил он опровергнуть притворство, стушевавшись и чувствуя, что заехал не в ту колею. – Я на самом деле так думаю: вы сеете разумное, ясное, прививаете любовь и уважение и дарите свет и надежду, разве не так?
Она всё же повернулась к нему, взглянула, слегка приподняв ровные дуги бровей.
– Как вы хорошо сказали.
«Так», - удовлетворённо подумал Иван Всеволодович, - «одну дырку в разделяющем занавесе удалось протаять».
– Давно вы сеете, прививаете и дарите? – потянул, как ему казалось, за удачно выбранную ниточку, но Вера стёрла улыбку и заштопала дыру, услышав в небрежно
– Второй учебный год, - ответила сухо.
– Освоились?
– Привыкла, - и ни оттенка эмоций, словно работает не два, а все двадцать лет, словно отвечает на анкету.
– В пединститут пошли наверняка по призванию?
– Подруги сманили. – Вот те раз: ниточка оборвалась.
– О-о, и все вы в одной школе? – Иван Всеволодович оживился, надеясь, что нашёл-таки тему для оживлённого разговора.
– Они все устроились на другую работу. – Нет, доверительный разговор никак не клеился и больше смахивал на допрос.
– Что же вы? Или вам нравится лямка педагога? – начал он злиться.
– Решила честно отработать затраты государства на моё обучение.
Вот так! По старокомсомольски! Обязана отработать и будет корячиться в ущерб себе за гроши. Нормально! Иван Всеволодович и сам корячился в геологии по дешёвке, но он-то хоть ради любви к выбранной профессии, а она?
– Послушайте, - вспылил он, окончательно потеряв надежду на дружескую беседу. – Разве вы живёте так далеко от нас? – Они прошли почти всю пустынную и тёмную окраинную улицу под разбитыми лампочками на покосившихся столбах. Вера остановилась, повернувшись к нему.
– Я думала, вы захотели прогуляться, - и в тёмных глазах ни тени вины или хотя бы замешательства: он идёт, и она следом – без сомнений и расспросов.
– Какое там прогуляться! – сердито проворчал гуляка. – Поздно уже. Да и вас, наверное, ждёт не дождётся куча не проверенных тетрадей, не выспитесь к утренней смене.
Вера улыбнулась.
– Ой, я люблю поспать.
«Ну и дурища!» - припечатал он законченную характеристику невесте. – «Ещё и с высшим образованием. Небось вытянула диплом на тройки. Идёт тенью, слова путного не вытянешь, куда ведут, туда и идёт коровой, любит пожрать и поспать, а учительство терпит, но не любит, одним словом – серомотина из старосветских помещиков».
– Тем более возвращаемся без промедления.
Её дом оказался всего лишь вторым от Ильиных. Попрощались по чужому, коротко: «до свиданья» - «спокойной ночи». Облегчённо вздохнув, словно освободив душу от тяжкой ноши, Иван Всеволодович на все осторожные деликатные вопросы матери «что да как?» отвечал уклончиво и теперь почему-то злился на себя.
Весь четверг он вымучивал тезисы для «замечательной» лекции, предназначенной для увеличения миграции здешних выучившихся лоботрясов в уссурийские дебри. Набралось на целых три листа. Прочитав всё, «замечательный» лектор смял листки в широченной ладони и выкинул в печь. Расскажу-ка, решил он, своими словами о том, что легло на душу.
О розово-красных весенних вершинах и привершинных южных склонах очистившихся от снега сопок, украшенных цветущим багульником в орнаменте нежно-зелёных листочков. Если срезать веточку рододендрона зимой и поставить в воду, то к Новому году она подарит вам нежно-розовые цветы. А выше красных вершин сопок и далеко на горизонте величаво высятся конусообразные громады Сихотэ-Алиньского хребта, сверкающие белизной на ясноголубом небе. И воздух – чистый и прозрачный, звенящий тишиной. Глаз не оторвать и дышать не надышаться. В глубоких холодных распадках ещё сохранилась пелена слежавшегося снега, можно идти по нему свободно, не проваливаясь. Текут в хрустальном обрамлении сосулек кристально чистые ручьи словно из подантарктического озера, шумно переливаясь через выглаженные до блеска валуны, нежно журча над разноцветной галькой на перекатах, низвергаясь малыми водопадами в ледяной корке и неукротимо протискиваясь через теснины сближенных скал, упрямо устремляясь к долинным рекам. Вода в ручьях такая чистая, что порой кажется, что её и нет, и такая холодная, что кажется вязкой. И вкуснее всякой минеральной. Реки ещё в снежно-ледяных заберегах, но скоро и очень быстро ярое весеннее солнце освободит их от сжимающих зимних объятий и вообще сотрёт все зимние белые цвета, окрасив всё вокруг в радующий глаз и душу зелёный. Тайга наполнится гулом и шлёпом разлившихся переполненных рек и ручьёв, превратившихся в реки. Закачаются продуваемые освежающими ветрами вершины могучих высоченных и стройных как осетинские танцорки кедров, названных в народе хлебными за то, что с лихвой заменяют и хлеб, и масло. Расправят
Узким вертикальным вьющимся столбом поднимается вверх дым от затухающего костра, перестала негодующе дребезжать крышка на предельно закопчённом чайнике, и гречка с тушёнкой в такой же закопчённой за многие сезоны кастрюле давно уже сопрела, а геологи-работяги всё никак не соберутся в первые маршруты, подгоняя поудобнее, посвободнее полевую одёжку. Самой лучшей обувью служат кеды или кроссовки со старинными солдатскими обмотками. В таких легко идти и по буреломной тайге, перескакивая через поваленные деревья, и перебираться через ручьи по перекинутым стволам, и взбираться по склонам сопок, преодолевая затяжные каменные лавины, называемые осыпями и курумниками, и взбираться по скалам. Жалко, что такой обувки хватает всего-то на месяц. Обязателен плотный противоэнцефалитный костюм с резинками на ногах, рукавах и поясе и пиратский платок на голове, спасающие от… нет, о комарах, мошке и клещах школярам говорить не стоит. Экипировались, плотно позавтракали, чтобы не бурчало в животе целый день до темноты, почти пустой рюкзак на плечи, молоток на длинной ручке в руку, и – в путь, лучше бы по двое, но нередко и поодиночке. Первый маршрут – всегда праздник. Как он задастся, так задастся и весь сезон.
Только ушли, тщательно затушив костёр, как на смену новосёлам проверить, что за новое громадное гнездовье появилось у ручья, слетелись и сбежались мелкие жители тайги. Первыми отважились на ревизию сварливые коричневые с чёрно-белыми украшениями кедровки-сороки, не пропускающие с вершин деревьев ни одного нового пришельца, ни одного движения в тайге и сопровождающие всех поверху с шумными скрежещущими криками. Их сородичи, молчаливые красавицы голубые сойки с чёрными головками, бесшумно проскальзывают между деревьями, ловко маневрируя длинными хвостами и крыльями с белыми окончаниями и опасаясь вылететь на голую поляну лагеря. На неистовые крики в надежде поживиться какими-нибудь остатками прилетели маленькие поползни, похожие на синичек с обрубленными хвостами, и забегали по стволам, им без разницы куда бежать – вверх или вниз. А вот и главный житель подлеска – продольно-полосатый бурундучок, да не один, а с подругой. Зимние запасы кедровых орешков кончились, приходится промышлять и другим кормом, сгодятся и сухари геологов. Скоро смельчаки так привыкнут, что будут брать корм почти из рук и безбоязненно забираться в палатки. Высоко в кронах деревьев забеспокоилась, цокая и вереща, пугливая белка, забегала по стволу, чётко постукивая коготочками, требуя своей доли и на всякий случай прячась за деревом и высовывая любопытную мордочку с бисеринками чёрных глаз.
Как ни короток длинный летний день, а надо успеть замаршрутить побольше и вернуться до темноты. В тайге она наступает быстро и неожиданно, и темнее любой хвалёной южной теми, такая, что не видно ничего, кроме увеличившихся звёзд, нависших над самыми вершинами деревьев. Застигнет – тормози и не рыпайся, жди рассвета, иначе уйдёшь невесть куда, ободравшись и потеряв всякие ориентиры. Первым возвращается дежурный, чтобы к приходу остальных оживить костёр, закипятить чайник и порадовать работяг консервированным борщом с добавкой картошки и тушёнки. На десерт – всеми любимые пресные оладьи на консервированном молоке. Вернувшиеся следом, из числа наиболее азартных, спешат без задержки вниз по ручью, захватив заранее заготовленные удочки и спиннинги, и не бывает такого случая, чтобы вернулись без улова. Горная форель, пеструшка, ленки, а то и солнечный хариус – приятное дополнение к ужину. И хотя все уже до предела заполнили желудки кислым борщом и оладушками, у каждого обязательно найдётся хотя бы маленький закуток для свежей рыбной жарёхи.