Вот мы и встретились

Троичанин Макар

Накромсав рыбу тонкими пластинами, приготовив дюжину бутербродов с маслом и икрой – специально для этого приглядела и купила жёлтый горчичный хлеб – и выставив бутылку «Муската», гостеприимная хозяйка громко позвала:

– Цып, цып, цы-ы-п!

Из комнаты немедленно донеслось:

– Ко, ко, ко-о-о! – и в кухню поспешно влетели театральные цыпочки. – О-о-о! Блеск! – завопили дуэтом и, захлопав в ладоши, поспешили на насест. Конечно, дальневосточные, редкие для их кармана, деликатесы вызвали голодный восторг,

но обеих больше интересовал щедрый незнакомец и всё, что случилось между ним и Марией. Когда в темпе заглотили по паре сандвичей и запили по полбокала сладкого вина, и когда можно было одной начать честный рассказ, а двум другим жадно внимать и критически оценивать его правдивость, вреднющая Верка чуть было всё не испортила:

– Вообще-то, - тявкнула от гложущей зависти, - «Мускат» в приличных домах солёным не закусывают.

– В чём же дело? – немедленно отреагировала плебеистая хозяйка. – Или пей, или ешь. Салфетку под рыло дать?

Верка заелозила на табурете тощим задом.

– Да что ты! Я так, без намёков, - и с удовольствием наблюдала за разозлившейся ущученной зазнавалой, которой невесть за что и подфартило.

– Маша, а какой он? – спросила Аня с простецкой душой, не отравленной завистью, и в ожидании уставилась на счастливицу широко открытыми глазами, готовая с жадностью обсосать малейшие детали чужого мимолётного счастья.

– Какой? – усмехнулась Мария Сергеевна, очень даже понимая любопытство и той, и другой, не утешенных мужским вниманием. – Огромный! – начала вспоминать и для себя. – Высокий… пожалуй, под два метра.

– Класс! – обрадовалась впечатлительная толстушка, а поперечная Верка саркастически фыркнула:

– Ну, конечно, тебе нравится у мужиков между ног болтаться.

– А тебе… - попробовала окрыситься Аня, но у неё ничего не получилось.

Мария Сергеевна, не обратив внимания на блиц-перепалку, продолжала характеристику незнакомца:

– Ступни у него никак не меньше… 45-го или даже 46-го размера.

– А этот самый… какого размера? – с намёком ехидно поинтересовалась Верка. Ей нравилось всех злить и особенно наблюдать, как выплёскивается ответная злость.

– Это ты у нас любительница измерять… этот самый, - язвительно отпарировала рассказчица.

– А чё особенного-то? – наигранно спросила ехидна. – У любого мужика важны два размера: этого самого и кошелька. Остальные достоинства я со временем привью ему сама… по мере надобности.

– Я смотрю – требования у тебя к некоторым мужским достоинствам явно завышенные, иначе бы не куковала одна, - подкузьмила хозяйка.

– Да у меня этих сомов… - возмутилась кукушка, - пачками на кукане следом ходят!

Анна коротко хохотнула:

– Ты бы прежде наживку приличную отрастила, - показала и она остро заточенные зубки, - а то ни задницы, ни титек нет. Разве что

карася какого дохлого закуканила.

– А ты! – ещё больше взвилась рыбачка. – Что-то я не вижу, чтобы к твоим жирным телесам хотя бы мойвы липли.

– И никаким не жирным, - чуть не плача возразила Аня, для которой полнота, кстати сказать, вполне здоровая и привлекательная, была непреодолимым житейским бедствием, а всё потому, что очень любила она вкусно поесть и больше одного дня на диете не выдерживала. – Просто у меня конституция такая.

– Хватит! – оборвала обмен любезностями хозяйка. – Обе хороши! Задрипанные актрисочки!

– А ты! – окрысилась тощая из них.

– И я, - согласилась, глубоко вздохнув, Мария Сергеевна, - не лучше. – Налила всем вина и грубо предложила: - Жрите, тусклые звёзды коммерческого театрального искусства!

Анну не надо было приглашать дважды. Она первой привычно выцедила налитое пойло и осторожно надкусила очередной бутерброд. Чуть прожевав, спросила:

– Маша, что ты всё про ноги да… про этот самый. А лицо-то у него какое, как выглядит?

– А никак! – лицо Маши озарила лёгкая улыбка. Она вспомнила свой первоначальный испуг в машине.

– Как, никак? – удивилась простодушная Аня.

– А так! – рассмеялась Мария Сергеевна над той собой. – Всё волосами заросло.

– Ну и образина! – не могла не вставить злую реплику Верка.

– Сама ты образина! – обиделась за хорошего знакомого Мария Сергеевна. – Хоть и не обросла.

– Маша, да ты не отвлекайся на неё, - нетерпеливо попросила любознательная толстушка, - пусть со зла гнусавит. И что, весь-весь зарос? Начисто?

– Почти, - подтвердила удачливая хозяйка. – Лоб и голову закрывает пышнейшая белобрысая шевелюра, спускаясь крупными завитками до самых плечищ…

– Умопомрачительно! – восхитилась Анна, привычная к столичным недомужикам с проплешинами. – Как у шоу-попов, да?

– Половину щёк и уши закрывают роскошные бакенбарды, побольше, чем у городничего в «Ревизоре», подбородок спрятан в бороде, курчавящейся на концах, а губы не видны под запорожскими усищами…

– Как же целоваться-то? – встряла сексуальная Верка, мерно жующая рыбу без хлеба. – Небось, волосьев полный рот набрала? – спросила, нагло и безразлично поглядывая на заливающуюся рассказчицу.

– Верка! – пригрозила та. – Доиграешься, мать твою так!

А заноза, не торопясь дососав хребет, переключилась на другую жертву:

– Анка, закрой хлебало, а то от вожделения уже нереститься начала, - обратила злое внимание на выпавшие из приоткрытого рта сомлевшей толстушки, ясно представившей затянутый поцелуй в усищи, две икринки. Самка с недоумением посмотрела на неё до предела расширенными глазами, машинально подобрала икринки и равнодушно сунула в пасть.