Вот мы и встретились
Шрифт:
– Лучше бы без и.о. – Иван Всеволодович даже затаил дыхание, ожидая её реакции.
– Придётся очень постараться, чтобы заслужить такое доверие, - ответила она не то в шутку, не то всерьёз. – Всё, отключаюсь, а то меня оштрафуют за разговоры за рулём. Отдыхайте, отсыпайтесь и шлифуйте свои экстрасенсорские способности. Ждите звонка. Всего.
И позвонила, не поманила - не обманила. Он едва успел смотаться в баньку, которая в горняцко-шахтёрском посёлке работала ежедневно и с раннего утра до позднего вечера, вернулся с авоськой, набитой
– У вас что сейчас, - спросила, - вечер или уже ночь? Как самочувствие?
Он присел на диван.
– Бодрое. Совсем оклемался, чувствую себя на «ять», особенно после ваших звонков, - польстил грубовато.
– Смотри-ка, - засмеялась она, - оказывается, во мне тоже таятся кое-какие экстрасенсовские задатки, - и без перехода: - Устала неимоверно: сегодня прокат генеральной репетиции «Дяди Вани», с утра все в мыле и в раздрае. В воскресенье покажем. Страшно, аж жуть! Я, между прочим, тоже занята, не устояла перед соблазном, так сказать – играющий тренер. Слаба баба! Как вы думаете, стоит ли?
– Стоит, - убеждённо сказал Иван Всеволодович. – Ну, какие ваши годы? Вам ли не сыграть Елену Андреевну?
– Да, - уныло согласилась прирождённая актриса. – Вы правы: Соню мне уже не потянуть.
Он понял, что дал ей не ту роль, и попытался исправиться:
– Я не то имел в виду…
– А я то, - перебила она его. – Время летит с такой неимоверной стремительностью, что не успеешь оглянуться, опомниться, а уже под сорок.
– Что-то вы очень торопитесь состариться, - опять попытался Иван Всеволодович исправиться, но она не слушала.
– Скоро годна буду, чтобы изображать только слезливых мам, а потом и слюнявых бабушек. Будешь знать, как надо играть, но сама не сможешь. Выгонят на почётный отдых, останутся бледные воспоминания и тяжкие разочарования.
– Ну, Мария, ну, Сергеевна, перестаньте канючить, зачем раньше времени себя хороните? Мне тоже тогда придётся поторопиться состариться.
– Иван Всеволодович, а вы, что вы будете делать на пенсии? Неужели и тогда будете бегать и бегать, закапываться и топиться?
Он задумался. О том далёком и неизвестном не мыслил никогда: и времени не было, и повода – тоже. А, может быть, стоит. Готовиться надо заранее.
– Не знаю… - произнёс неуверенно. – Наверное, займусь сочинительством. Да, да, - воодушевился от внезапно пришедшей на ум идеи. – Накропаю роман о том, как нечаянно встретились двое, расстались по глупости и потом долго не могли встретиться.
– Но встретились всё же? – спросила Мария Сергеевна с надеждой.
– Не знаю… - опять протянул он нерешительно, - я ещё не до конца осмыслил сюжет.
– Если не встретятся, я читать не стану, твёрдо пообещала она, отвергнув печальный конец, и, не сдержавшись, горестно пожаловалась: - Иногда так тоскливо, так хочется припасть к широкой мощной груди, что хоть беги на передачу «Давай поженимся».
Иван
– Не вздумайте.
– Это почему? – возмутилась она, не терпящая оков.
– Потому что рискуете увидеть среди претендентов очень хорошего знакомого.
Мария Сергеевна непроизвольно фыркнула.
– Ага, - согласилась, - только в виртуальном виде, у вас это получится, вы же маг и волшебник. Иван Всеволодович, у вас там случайно отпуска, хотя бы краткого, не намечается? – и затихла в ожидании, что он ответит: «Да, намечается и очень скоро», но отпускник только тягостно вздохнул:
– Нет, не намечается.
– Жаль, произнесла она привычным голосом. – У меня – тем более. Ладно, - утешила его, - переживём-переможем, нам не привыкать. Выздоравливайте, а мне пора, перерыв кончился. До завтра.
Он уже привык, что она и начинает, и заканчивает разговор первой, а он, была бы его воля, слушал её даже молча хоть целыми днями, согласен и ночами, несмотря на то, что и разговоры-то больше смахивали на её монологи. Жаль, что послушать их из-за разницы во времени можно только дважды в день.
Он не решился тревожить её в оставшиеся предвыходные дни до премьеры, но она позвонила в субботу сама и пожаловалась, что сбилась с ног и потеряла голос, и вообще потеряла веру в успех, и потребовала, чтобы ругал в воскресенье как следует. А ещё сообщила, утишив голос и успокоившись:
– Знаете, а ваш кристалл посветлел внутри.
Иван Всеволодович с трудом вспомнил, что оставил ей аметист.
– И что это значит? – спросил, не поняв, куда она клонит.
– Значит то, что вам лучше, - объяснила, - что вы в хорошем настроении и на душе у вас светло, - и попросила: - Объясните, ради бога, как это вы влияете на него издали.
Объяснение у него нашлось быстро и, как показалось, было удачным:
– Всё просто, дорогая Мария Сергеевна – я вложил в него частичку души, вот она и откликается на сигналы той, что во мне.
Слышно было по голосу, что она удовлетворена объяснением и улыбается:
– А я-то, не зная, безжалостно натираю его, чтобы посветлел. Вам, наверное, больно?
И он заулыбался.
– Напротив, - успокоил её, - мне приятно. Вот, оказывается, почему у меня иногда ни с того, ни с сего расплываются губы в довольной улыбке, - и попросил: - Трите его, Мария Сергеевна, трите почаще.
– Да ладно вам насмешничать, злой маг, а то я вас так натру, что заблажите от боли, - пригрозила и, рассмеявшись, попрощалась.
А он, чтобы не терять времени попусту, взял в местной библиотечке собрание сочинений Чехова, пожертвованное каким-то Баранчуком, как было оттиснуто на затейливом экслибрисе, и погрузился в мир чеховских героев и, особенно, героинь, чтобы не выглядеть недотёпой, когда у них в разговоре возникнет тематика любимого ею драматурга. Чтение отвлекало и от гнусных мыслей о том, что случилось на реке, и от исчезнувшей невесты.